Дела давно минувших дней...

А ведь такое количество водки почти смертельно. В рассказе И. Бунина «Захар Воробьев» (1912) герой осиливает четверть (3,1 л). И хотя был он человеком богатырского роста и здоровья, но и он не выдерживает и отдает Богу душу. Некрасовские же мужики никакими выдающимися физическими качествами не отличаются, однако каждый из них справляется со своей порцией водки без видимых последствий. Стало быть, они отлично «тренированы». При этом надо учитывать, что водка тогда была не сорокаградусной, а имела крепость 43–45°. В черновике главы у Некрасова сначала было: «Чуть брезжит утро вешнее, / Крестьяне поднимаются / С тяжелой головой».

«С тяжелой головой», не более. А в окончательном тексте были исключены и эти строки.

Как только в поэме появляется новое действующее лицо, пусть даже эпизодическое, так сразу же возникают и штоф (1,25 л), косушка (0,3 л), чарка, стакан, рюмка…

Некрасов ограничивается юмористическими сценками хмельного мужицкого загула, каких-либо трагических последствий всеобщего «помрачения» в поэме нет. Самое большее:

У кабаков смятение,
Подводы перепутались,
Испуганные лошади
Без седоков бегут:
Тут плачут дети малые,
Тоскуют жены, матери:
Легко ли из питейного
Дозваться мужиков?

И пьют не одни только мужики. Не обходятся без спиртного и дворяне. Оболт-Оболдуев, перед тем как поведать мужикам историю своего рода, принял рюмку хересу, и, видимо, не первую; князь Утятин, уже разбитый параличом, выпил «стакан вина заморского». Пьют приказчики, лакеи, бурлаки, богомольцы, лекарь, священник, присутствовавший на вскрытии мертвого мальчика — сына Матрены Тимофеевны. Последний еще и морализирует:

Без прутика, без кнутика
Все ходим, люди грешные,
На этот водопой!..

Совсем еще молоденький Гриша ведет себя по обычаям той среды, в которой вырос. Он с малолетства видел, что отец

Весь тратился на поиски,
Где выпить, где поесть.

Обратим внимание, что на первом плане у отца Гриши стоит «выпить».

Только три человека в поэме обходятся без выпивки, и это служит одним из доказательств их незаурядности. Это священник, с которым беседуют странники. Затем праведно живущий Ермил Гирин. Только раз он оступился — освободил от рекрутчины брата, сдав в солдаты другого парня вне очереди. Ермила мучает совесть, и он кается перед миром в содеянном, что только укрепляет его авторитет: ведь не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься… Показательно, что часть штрафных денег с Ермила были тут же употреблены «миру на вино». И наконец, это выдержавший на своем веку столько тяжких испытаний, что память о прожитом уже не залить водкой, Савелий, богатырь святорусский.

«„Пьяный“ мотив …проходит через всю некрасовскую поэму… Поэт, кажется, представил здесь все варианты „пьяного“ — причем сделал это без какого бы то ни было морализаторства и в этом резко отличался от поэтов-современников, касавшихся этой проблемы в сугубо негативном аспекте…» (В. Кошелев).

Более того, Некрасов по поводу «пития» воспроизводит общее крестьянское мнение, которое в поэме ни героями, ни автором никак не опровергается.

Нам подобает пить!

Пьем — значит, силу чувствуем!
Придет печаль великая,
Как перестанем пить!..

Тема пьянства в поэме связана с проблемой греха. Как ни велика вина дворянства перед народом, виноватее всех, по Некрасову, оказывается староста Глеб, который сознательно уничтожил завещание помещика и обрек на рабство множество своих собратьев. «Ой, мужик! мужик! ты грешнее всех, / И за то тебе вечно маяться!» — с этим выводом рассказчика согласны все.

Народ в глазах Некрасова выглядел неоднозначно. Труженик, богатырь и страстотерпец одновременно оказывается и «забубенной головушкой», в пьянстве ищущий забвения от бед и печалей, и предатель собственных интересов. Поэт не осуждает, а старается понять: всегда ли так будет?

Какой представлялась Некрасову деятельность «народного заступника»

Авторская позиция отражена и в песне Гриши Добросклонова, которая завершает текст:

Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка-Русь!..

Едва ли не главное достоинство Гриши в том, что «он молод и одновременно отделен от крестьянского мира, ищет свой „необыденный“ путь. Он изначально сходит со „столбовой дорожки“ — именно потому, что „там души пленные полны греха“, и от этого „греха“ невозможно не „замараться“». <…> Что он несет с собой, неведомо даже для него самого, — но это непременно должно быть что-то особенное, неожиданное, отмеченное «печатью дара Божьего» (В. Кошелев).