Дела давно минувших дней...

Быть может, введение в повествование реальных лиц и побудило в дальнейшем стремление отыскивать для каждого персонажа конкретный прототип, с которого «списывался» тот или иной герой. Особенно много претенденток находилось на роль княжны Мери. Самым разным дамам хотелось быть запечатленными в памяти современников и потомков (Э. Клингенберг, Н. Верзилина, Е. Быховец, Н. Реброва, какая-то помещица Киньякова из Симбирска, Иванова из Елизаветграда и даже некая госпожа В., спустя сорок лет после опубликования романа с удовольствием отзывавшаяся на прозвище «княжна Мери»). «Однако, по-видимому, княжна Мери, в еще большей степени, чем Грушницкий, образ собирательный, обобщающий впечатления поэта, полученные им в разное время от разных лиц» (В. Мануйлов).

Следует заметить, что в характере Мери отразилась прежде всего глубокая сердечная привязанность Лермонтова к красавице и умнице Вареньке Лопухиной, в которую он был влюблен еще в студенческие годы. Это не означает, конечно, что Лермонтов встречался с ней на Кавказе или воспроизвел один из эпизодов ее биографии. Просто он видел в Лопухиной своего рода идеал женщины и, как замечает биограф поэта (П. Висковатый), наделил ее чертами и Мери, и Веру: «характер Вареньки Лопухиной раздвоен и представлен в двух типах».

При создании образа Грушницкого Лермонтов относится к прототипу как к материалу, подлежащему переосмыслению и переделке. Прежде всего в этом персонаже дает себя знать восприятие автором романа прозы А. Бестужева-Марлинского, чьи произведения совсем недавно были предметом всеобщего восхищения, а затем превратились в олицетворение ложной патетики и напыщенной мелодраматичности. Ко времени создания «Героя нашего времени» Марлинский, по словам Белинского, «пролетел в литературе ярким метеором, который на минуту ослепил всем глаза и — исчез без следа…». Белинский первым заметил в Грушницком родство с героями Марлинского, подчеркнув, что Грушницкий и подобные ему молодые люди «страх как любят сочинения Марлинского, и чуть зайдет речь о предметах сколько-нибудь не житейских, стараются говорить фразами из его повестей».

И все же современники Лермонтова неоднократно предпринимали попытки найти первоисточник этого образа, уж слишком колоритна была фигура Грушницкого. Ряд мемуаристов сходятся на том, что Лермонтов «списал Грушницкого с Колюбакина». В самом деле, в биографии и поведении Н. Колюбакина (1811–1868), уланского поручика, разжалованного в рядовые за пощечину полковому командиру, было сходство с биографией Грушницкого. Колюбакин был сослан на Кавказ рядовым и после участия в нескольких боях (в одном из них он получил ранение в ногу) вновь был произведен в офицеры и награжден солдатским Георгием. Лермонтов познакомился с Колюбакиным в Пятигорске — еще один момент совпадения биографии последнего с жизнеописанием Грушницкого. По молодости лет и вспыльчивости Колюбакин имел несколько дуэлей, в речах и поступках стремился подражать героям Марлинского. Вместе с тем знающие Колюбакина отмечали и незаурядную образованность его, и храбрость, и честность. Эти качества помогли ему впоследствии дослужиться до сенатора и стать одним из видных военно-административных деятелей на Кавказе.

Возможно, что отдельные черты характера и биографии Колюбакина Лермонтов при создании образа Грушницкого и использовал, но зеркальным отражением его данный образ, конечно же, не является.

С большим основанием как об одном из прототипов Грушницкого можно говорить о Н. Мартынове (1815–1875), от руки которого Лермонтов пал на поединке. Мартынов учился вместе с Лермонтовым в школе юнкеров, а впоследствии в чине ротмистра Гребенского казачьего полка участвовал в тех же экспедициях на Кавказе, что и автор «Героя нашего времени».

Мартынов был хорош собой, однако за душой у него было всего лишь две страсти: успехи у женщин и желание поскорее продвинуться по служебной лестнице. Если у Колюбакина склонность к позе была продиктована молодостью и приверженностью моде, то у Мартынова это составляло стержень его натуры. Можно сказать, что Мартынов был сродни Хлестакову, о котором Гоголь, объясняя характер персонажа, говорил, что Хлестаков «принадлежит к тому кругу, который, по-видимому, ничем не отличается от прочих молодых людей. Он даже хорошо иногда держится, даже говорит иногда с весом, и только в случаях, где требуется или присутствие духа или характер, выказывается его отчасти подленькая, ничтожная натура».

Лермонтову в Пятигорске привелось часто общаться с Мартыновым. Ограниченность и непомерное самолюбие, постоянная рисовка однокашника раздражали поэта, бывшего непримиримым врагом всяческой фальши. Лермонтов частенько подшучивал над Мартыновым, рисовал на него карикатуры и писал эпиграммы, насмешливо величая его «горцем с большим кинжалом». Мартынов пытался отвечать тем же, но его эпиграммы и остроты не достигали цели, что еще больше усиливало взаимную неприязнь.