Дела и речи

Этого человека, побежденного, изгнанного, отринутого судьбой, этого политического деятеля, обращенного в ничто, этого кумира масс, поверженного в прах, вы хотите заточить в тюрьму! Хотите сделать то, чему нет имени, чего никогда еще не делало ни одно законодательство, — довершить муки изгнания муками тюремного заключения! Хотите усугубить суровость жестокостью! (Возгласы: «Это верно!»)Вам мало того, что по вашей воле эта голова очутилась под раскаленным небом тропиков, — вы хотите, чтобы ее давил еще и свод тюремной камеры! Этого человека, этого несчастного вы хотите заживо замуровать в крепости, которая отсюда, на этом огромном расстоянии, представляется столь зловещей, что вы, ее строители, — да, это я вам говорю, — не уверены в том, что именно вы строите, и сами не знаете — тюрьма ли это будет, или могильный склеп! (Продолжительное движение.)

Вы хотите, чтобы понемногу, день за днем, час за часом, на медленном огне эта душа, этот ум, этот деятельный, этот — согласен! — честолюбивый человек, заживо, повторяю, заживо погребенный в четырех тысячах лье от родины, под палящим солнцем, под чудовищным гнетом этой тюрьмы-гробницы, изнемогал, корчился от боли, исходил тоской, отчаивался, просил пощады, призывал Францию, молил о воздухе, терпел смертную муку и бесславно погибал! О! Это чудовищно! (Сильнейшее волнение в зале.)О, я заранее протестую от имени человечества! О! Вы безжалостны и бездушны! То, что вы называете искуплением, я называю мученичеством; а то, что вы называете правосудием, я называю подлым убийством! (Шумное одобрение слева.)

Да встаньте же все вы — католики, священники, епископы, представители религии, заседающие в этом Собрании, — вы, которых я вижу здесь, среди нас! Встаньте же, это ваш долг. Что вы делаете на ваших скамьях? Подымитесь на эту трибуну и, опираясь на авторитет вашей святой религии, на авторитет ваших священных традиций, скажите этим вдохновителям жестоких мер, этим восхвалителям варварских законов, скажите всем тем, кто толкает большинство Собрания на этот гибельный путь, скажите им, что, поступая так, они совершают злое дело, совершают позорное дело, совершают кощунство. (Возгласы: «Да! Да!»)Напомните им, что Христос пришел в мир возвестить милосердие, а не жестокость; скажите им, что в тот день, когда богочеловек претерпел смертную казнь, он тем самым отменил ее (возгласы «Браво!» слева),ибо он показал, что правосудие человеческое, обезумев, способно обрушиться на голову не только ни в чем не повинную, но и божественную! (Сильное волнение в зале.)

Скажите же авторам этого законопроекта, скажите его защитникам, скажите вашим великим политикам, что, обрекая этих отверженных на медленную смерть в тюремных камерах, в четырех тысячах лье от родины, они этим отнюдь не заставят умолкнуть ропот на площадях, а, напротив, создадут новую грозную опасность — опасность довести сострадание народа до предела и обратить это сострадание в ярость. (Возгласы: «Да! Да!»)Скажите этим людям, чтобы они были человечны; велите им снова стать христианами; внушите им, что безжалостные законы не годятся ни для охраны правительства, ни для спасения общества; что в то тяжкое время, которое мы переживаем, время истерзанных сердец и исстрадавшихся умов, разрядить напряженность, которая создалась главным образом вследствие множества недоразумений и неясности многих понятий, — разрядить эту напряженность могут никак не репрессии, никак не меры, продиктованные духом реакции, злопамятностью и ожесточением, а лишь законы благородные, великодушные, законы, исполненные мудрости и миролюбия, и что — я без устали буду твердить это — ключ к разрешению терзающего нас социального кризиса не в угнетении, о нет! — а в братстве; ибо прежде чем зародиться у народа, мысль о братстве зародилась у бога. (Снова бурное одобрение.)

Вы молчите? Ну что ж, я продолжаю. Я обращаюсь к вам, господа министры, я обращаюсь к вам, господа члены комиссии. Я намерен еще основательнее разобрать ваш план заключения ссыльных в цитадель, или крепость, если уж вы так чувствительны, что название «цитадель» задевает вас. (Смех в зале.)

Пытались ли вы вообразить, что произойдет там, вдалеке, когда вы устроите эту каторжную тюрьму для ссыльных, когда бы создадите это кладбище? Представляете ли вы себе хоть сколько-нибудь ясно то, что там будет твориться? Сказали ли вы себе, что людей, осужденных по политическим делам, вы отдаете во власть неизвестности, более того — во власть самого страшного, что только есть в неизвестности? Случалось ли вам наедине с собой призадуматься над тем, какие ужасы таит в себе этот замысел — коварный замысел тюремного заключения в ссылке? (Ропот справа.)