Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики

Отчасти к категории «волшебных помощников» в рассказе отца Ришара можно, по всей видимости, отнести и юную девицу родом из Авиньона, которую Маргарита Ле Петур якобы отбила по дороге в Лион у ее соблазнителя и которая согласилась отправиться вместе с ней и притвориться ее женой для поддержания легенды. Истинный герой, согласно сказочному канону, обязан был проявлять милосердие и оказывать помощь любому встреченному им в пути немощному существу (будь то человек или животное), которое в благодарность становилось его верным спутником[1262]. Впрочем, данный мотив оставался не менее популярным и в эпоху Средневековья, когда спасение совращенной девушки (прежде всего, от участи проститутки) благодаря вмешательству святого или знатного сеньора превратилось в одну из излюбленных тем агиографических сочинений и связанных с ними генетически рыцарских романов[1263]. Заимствованный из бытовых сказок[1264], этот мотив перешел затем и в европейскую новеллу XVII–XVIII вв., где главным соблазнителем девушки обычно выступал авантюрист или плут[1265].

Наличие этого и некоторых других легко узнаваемых литературных мотивов в рассказе отца Ришара о судьбе Маргариты Ле Петур заставляет усомниться в том, что в данном случае он строго следовал одним лишь фактам. К сожалению, мы не можем сравнить историю «месье Анри» с какими-нибудь иными, изложенными в его многотомных «Мемуарах» сюжетами, поскольку, как я уже упоминала, это сочинение так и осталось неизданным. Тем не менее, явное желание монаха-францисканца творчески переработать ставшую ему известной подлинную информацию и представить ее в форме литературного произведения, подтверждается уже тем, что он включил в свое повествование заведомо выдуманные элементы, существование которых мы в силах перепроверить по сохранившимся документам и, таким образом, подтвердить их или опровергнуть. Одним из таких элементов являлось, в частности, утверждение автора о том, что наша героиня отличалась исключительной жестокостью, с куда большей охотой казнила женщин, нежели мужчин и проводила бесконечные и самые разнообразные экзекуции. Мы легко могли бы поверить этим словам, не имей мы в своем распоряжении письма неизвестного лионского чиновника, посланного в Париж: ведь в нем ясно говорилось всего о трех, пусть и безукоризненно проведенных «месье Анри» казнях. Можно, конечно, предположить, что из показаний самой арестованной отец Ришар узнал какие-то подробности о ее деятельности в Страсбурге и Монпелье, однако в этих городах она служила всего лишь помощником палача, а значит, лично в отправлении правосудия участия не принимала[1266]. И, таким образом, сообщение о ее исключительной жестокости и особой ненависти к женщинам оказывалось на поверку всего лишь вольной интерпретацией фактов.

Еще одним свидетельством того, что автор «Мемуаров» домыслил историю Маргариты Ле Петур, являлся, как ни странно, рассказ о ее свадьбе с Ноэлем Рошем. Напомню, что, по мнению отца Ришара, эта торжественная церемония состоялась в стенах тюрьмы, т. е. еще до того, как героиня была отпущена на свободу. Иными словами, речь шла об уже хорошо знакомом нам обычае – о «свадьбе под виселицей», когда тот или иной преступник мог избежать смертного приговора и сохранить жизнь, если незамужняя девушка или женщина изъявляла желание взять его в мужья. Мы знаем, что нередко подобные свадьбы действительно заключались под виселицей или у эшафота, а иногда – прямо в тюрьме. И хотя данная практика обычно встречала противодействие со стороны судебных чиновников (в том числе и палачей), опиралась она на неписаную правовую традицию, вера в которую у жителей Франции как в средние века, так и в Новое время оставалась исключительно крепка[1267].