Дела семейные

– Что так вдруг? – осторожно спросила Роксана, радуясь, что в комнате темно и муж не видит счастливого выражения на ее лице.

– У меня был тяжелый день, и я нуждался в покое. Тут и вспомнил твои советы.

– И как?

– Получил покой.

Он поправил подушку и добавил:

– Чего бы я только ни отдал, чтобы так спокойно было хоть в одном уголке нашего дома…

Она улыбнулась в темноте и отважилась задать вопрос:

– Ты там… молился?

– Конечно, нет.

Роксана не поверила.

Эпифания замедленного действия, которой так ждал Йезад, не состоялась. Он каждый день всматривался в Капура, выискивая знаки того, что план работает на манер капсулы замедленного действия, постепенно пробирающейся по пищеварительному тракту его ума.

И каждый день приносил разочарование: босс входил, обозревал своих оленей и удалялся в офис. Выглядел грустноватым и больше не приглашал Йезада в офис после закрытия магазина.

Потом однажды утром, примерно за неделю до Рождества, Капур явился намного позднее обычного – чуть ли не в полдень. Йезад поинтересовался, что его задержало.

– Задержало? – Капур посмотрел на часы. – Верно, я сильно припозднился. Не знал, что буду так долго добираться городским транспортом. Я ведь наконец машину продал.

– Электричкой ехали?

– На такси, – несколько смутился Капур. – Хотя на самом деле собирался сесть на электричку.

И стал подробно рассказывать странную историю, приключившуюся с ним: пошел на станцию, желая стать одним из миллионов, как скот набивающихся в вагоны. Но сесть в поезд ему никак не удавалось, один раз оказался в самой гуще толпы и рассчитывал, что влезет в вагон, но какая-то центробежная сила отшвырнула его в сторону, и он опять остался на платформе.

– Бывает, – кивнул Йезад.

– Больше часа потратил и плюнул. Но завтра сделаю следующую попытку. Я думаю, это вопрос практики.

С сожалением посмотрел на неиспользованный билет и выбросил его в мусорную корзину.

Йезад поинтересовался, почему Капуру вдруг захотелось ездить на электричке.

– Это философское решение – мы с вами как-то говорили об этом. Хочу принимать все, что город требует от меня. Смешаться с народом, стать частицей в массе тел, заполняющих улицы, поезда и автобусы. Стать частицей органического целого, имя которому Бомбей. Это и будет моим искуплением и спасением.

«К вопросу о вере Виласа в силу искусства, в своих актеров и в эпический реализм, – подумал Йезад. – Бедный Капур, с головой ушел в свои фантазии. В свою риторику. В которую искренне верит, но которая в конечном счете ничего не решает. И это – самое печальное».

– Я все спрашиваю себя: почему я сегодня потерпел неудачу? Дух стремился к успеху, сто процентов! Может, плоть не так этого желала? Испытывала отвращение к потным телам, грязной, вонючей одежде и намасленным волосам? Может быть. Но я все преодолею, я сяду в этот поезд.

Йезад с беспокойством подумал о повышенном давлении босса, но понадеялся, что тому скоро надоест поездная идея, он очнется и купит себе новую машину.

Но на другой день Капур притащился в магазин растрепанный и хромая. Он повалился на стул, быстро подставленный ему Хусайном. Йезад взял кейс из его рук. Хусайн налил чаю в блюдечко и поднес к его губам.

Капур раздраженно оттолкнул его руку и взялся за чашку.

Отхлебнув чаю и немного придя в себя, он начал рассказывать:

– Помните, я вам как-то давно говорил, что стал свидетелем чуда, когда человека с платформы втащили в вагон другие пассажиры, которые сами висели, ухватившись кто за что. И все-таки они его втащили, сумели потесниться, найти местечко еще для одного.

Прошлой ночью, когда я не мог заснуть, я вдруг подумал, что могу быть тем человеком на платформе. Нужно только довериться окружающим, таким же бомбейцам, как я, – и я попаду в поезд.

Сегодня утром, когда поезд тронулся, я побежал за ним. Сначала это было легко, пока поезд еле полз. С вагонов опять свисал народ, каждый старался протиснуться внутрь, и понемногу все как-то устроились, держась за ручку или за поручень. А я все бежал рядом с поездом, хотя дыхания уже не хватало. Я протянул руку, мне сделали ответный жест – не то приветственный, не то отпихивающий. Я не понял. Протянул обе руки, чтобы не решили по ошибке, что я просто машу, прощаясь с кем-то.

Мистер Капур смолк, скорбно уставясь в чашку.

– Никто мне не помог, Йезад. Ни один человек не протянул мне руку. Все смотрели на меня как на чужого. Ну хорошо, я им действительно чужой. Но я же тоже бомбеец, свой брат, разве нет? Но они смотрели сквозь меня, а кое-кто развеселился, они переглядывались, будто приглашая друг друга посмеяться.

Капур допил чай и отдал чашку Хусайну.

– Со мною чуда не случилось, Йезад. Я споткнулся и упал у самого края платформы. И взял такси.

Капура отвергли, и это сломило его. Он сидел у входа как инвалид, ожидающий, когда ему приготовят постель.

– И вот я думаю, – тихо сказал он наконец.

– Да? – Йезад ожидал, что Капур признает: не надо было продавать машину.

– Уже в такси я спросил себя: почему меня бросили на платформе?