– Они оба существуют, – объявил Мурад. – И Заххак тебя сцапает, если будешь на балконе спать!
– Это ты так говоришь, чтобы самому спать на балконе в мою очередь!
– Похоже, ты прав, Джехангир, – усмехнулся Нариман, – но если бы Заххак существовал, он тебя не стал бы трогать. Он бы занимался такими вещами, как эпидемии, голод, войны и циклоны.
В доме явно не было пауков. Джехангир потребовал, чтобы в следующий раз, когда мама обнаружит паутину, она показала бы ему.
– А когда твоя нога пройдет, дедушка, мы съездим к твоему другу посмотреть его животных и птиц?
– Но это очень давно было, Джехангир, и тех животных, – Нариман помедлил и печально махнул рукой, – их уже нет.
Заметив нежелание Джехангира принять факт смерти любимцев Наузера, Нариман продолжил с подчеркнутой честностью:
– Я помню, когда умерла Клеопатра. Это было всего за неделю до выпускных экзаменов, но я поехал вместе с Наузером и его родителями хоронить ее. У их знакомого был коттедж в Бандре, он разрешил похоронить ее за домом. Нам нужно было взять такси. День был дождливый, таксисты отказывались везти нас, а когда один согласился, он не позволил класть мертвую собаку на сиденье – только в багажник. Клеопатра была завернута в простыню. Мы с Наузером понесли ее. Простыня промокла, забрызгалась грязью. Я тогда впервые увидел Наузера плачущим.
Скорбь шестидесятидвухлетней давности, похорон никогда им не виденной собаки дугой прошла над временем и коснулась мальчика. Изнывая от тоски, он спросил:
– Вы с Наузером сами копали яму?
– Нет, ее выкопал садовник. Под лимонным деревом. Мать Наузера захотела в последний раз посмотреть на Клеопатру, и Наузер развернул промокшую простыню. Я думаю, это была ошибка. Красивая золотистая шерсть свалялась и стала желтой и грязной. Мы быстро накрыли Клеопатру простыней и закопали ее.
Джехангир сидел задумчивый, локти уперев в колени, подбородок – в ладони, уставившись глазами в пол. У него кончились вопросы.
– Вот видишь, иметь собаку непросто, – сказала его мать. – С ней не только веселишься и играешь. Приходится быть готовым к печали, когда она умирает.
– Я все понимаю. – Джехангир снова обратился к деду: – Но твой друг мог завести новых животных, и мы могли бы съездить и посмотреть их.
Нариман покачал головой:
– Мой друг Наузер умер два года назад.
По лицу Джехангира пробежала тень.
– Сколько ему было лет?
– Семьдесят шесть.
Он сосчитал: дедушке – семьдесят девять, если бы его друг был жив, тому было бы семьдесят восемь. На год моложе дедушки. И уже умер.
Он почувствовал, как у него холодеют руки и слезы щиплют глаза. Арифметика угрожала дедушкиной жизни, и ему хотелось выбросить из головы жестокие числа. Он резко поднялся на ноги и вышел на балкон.
Роксана жестами показала отцу, что там происходит: провела пальцем от глаза вниз по щеке. Мурад изображал безучастность и взрослость.
Немного выждав, Нариман окликнул внука:
– Джехангир, а ты знаешь историю жизни Фаридуна после его победы над Заххаком?
– Нет.
– Она касается трех сыновей Фаридуна: Салима, Тура и Ираджа. Разве ты не хочешь дослушать до конца?
– Хочу, – ответил Джехангир, но остался на балконе, чтобы не появляться с мокрыми глазами.
Переведя взгляд на расплывающийся переулок, он увидел, что к дому шагает отец.
Йезад воспользовался своим ключом. Разочарованный отсутствием Джехангира в дверях, он первым делом спросил Роксану, почему ее сын на балконе.
– Тише-тише, – шепнула Роксана, – Джехангир расстроится, если услышит. Он плачет, потому что папа рассказал ему печальную историю.
– Джехангла! Поди сюда, поговори со мной. Джехангир старательно вытер глаза и вошел со слабой улыбкой на лице.
Йезад взял его за руку.
– Что за история, чиф? Зачем вы доводите моего сына до слез? Когда я рассказываю истории, все смеются.
Йезад шутливо отчитывал Наримана, однако в его тоне слышалось раздражение, к которому примешивалась и ревность.
Джехангир вырвал руку из отцовской.
– Не сердись на дедушку! – Он чувствовал, что непрошеные слезы опять наполняют его глаза.
– Ладно, тогда я на тебя буду сердиться. Слезы, когда я иду на работу, слезы, когда прихожу домой!
Плечи Джехангира затряслись от беззвучных рыданий. Он убежал на балкон.
Йезад сделал шаг к маленькой комнате и наткнулся на мокрую одежду, вывешенную на плечиках в дверном проеме. Он в бешенстве сорвал и отшвырнул мокрую рубашку, прилипшую к лицу.
– Что это, место для сушки белья?
– На балконе нет места из-за навеса, – тихо сказала Роксана, полная решимости сохранить покой. – Где же мне сушить белье?
– В «Шато фелисити» отвези. Чертовы твои брат с сестрой найдут ему место в семи комнатах!
Роксана подобрала с пола рубашку, встряхнула и повесила.
– Чаю, Иездаа?
Не получив ответа, она приготовила чай.
– Как прошел день? – поинтересовалась она.
– А ты как думаешь? Посмотри, как я рубашку перепачкал. Пришлось работать прислугой за всех – чертовы жалюзи поднимать!
– Выстираю в «Серфе», будет как новенькая.
– А как насчет унылого лица твоего папы? Теперь он и Джехангира в тоску вгоняет. Здесь хоть кто-нибудь умеет улыбаться и смеяться?