Дела семейные

Скрипачка в последний раз провела смычком и оторвала его от струн.

— Браво, — прошептал Нариман и похлопал в ладоши, но получилось совсем тихо. Зато остальные очень громко аплодировали. — У меня была пластинка на 78 с этой вещью в исполнении Хейфеца. Это ведь Сарасате, «Запатеадо», не так ли?

Дейзи подтвердила, довольная тем, что он знаком с этой вещью.

— Что такое «запа…»? Что это значит? — спросил Джехангир.

— «За-па-те-а-до», — повторил дедушка, — танец, в котором ритм отбивается ногами. От слова «запато», что по-испански значит «башмак».

Джехангиру куда больше нравилась собственная интерпретация музыки — птицы, облака и открытая машина. Но слово он повторил:

— «Запато» — похож на наше «сапат».

— Совершенно верно. Дело в том, что и гуджерати, и испанский относятся к одной и той же индоевропейской языковой семье.

Дайзи заиграла «На крыльях песни» Мендельсона, и все смолкли. А эта музыка, подумал Джехангир, нежнее, она так сладко стекает со скрипки, что он почти чувствует ее вкус. Ему представился мед, нежными золотыми струйками стекающий с ложки. Когда у него болело горло, мама давала ему мед с лимонным соком.

Дейзи закончила, ей снова похлопали. Она стала убирать скрипку.

— Это все? — спросил Нариман. — Вы могли бы репетировать сегодня здесь.

— Вы же не станете слушать мои упражнения, профессор Вакиль.

Он убеждал ее, что готов слушать все. Но поскольку у нее не было с собой ни нот, ни пюпитра, она сыграла по памяти еще несколько вещиц и, укладывая скрипку в футляр, пообещала прийти и на следующий день — если он действительно готов ее слушать.

— А еще одно обещание?

— Конечно.

— Обещайте, что придете играть, когда я буду умирать.

Дейзи сказала, что у него, без сомнения, еще много-много лет жизни.

— Дело не в том, сколько я еще проживу. Я хотел бы, чтобы звуки вашей скрипки звучали у меня в ушах, когда дыхание будет покидать меня. Когда бы это ни произошло. Обещаете?

Он протянул ей руку. Дейзи заколебалась, но отказать не смогла. Их руки сомкнулись, скрепляя пакт.

— Обещаю, — сказала она.

Роксана помрачнела, Джехангир сильно расстроился, как будто ее согласие приближало печальный миг.

МИСС АЛЬВАРЕС выступила с небольшой речью, в которой похвалила контролеров домашних заданий и успеваемость класса. Джехангир был уверен, что она поймет по глазам, что совесть его нечиста, и боялся встретиться с ней взглядом. Выбрав себе точку на доске, он смотрел только на нее.

— Дети, я хочу сообщить вам об улучшении оценок тех, кто в начале года не блистал хорошей успеваемостью. Даже наш «Вечные проблемы» стал лучше учиться. И знаете почему? Потому, что все вы хотите добиться уважения одноклассников. Я горжусь вами. Благодарю вас, продолжайте в том же духе и примите мои поздравления.

После этого мисс Альварес скрестила возбуждающие весь класс ноги и начала просматривать сочинения, а контролеры домашних заданий взялись за свою работу. На дом было задано десять вопросов по истории династии Великих Моголов.

Переходя от парты к парте, Джехангир неотступно думал о том, что будет, когда наступит очередь Ашока. С того раза прошла неделя. Что он сделает на этот раз, опять предложит деньги? Страх перед мисс Альварес засел в низу его живота.

Он еще не приблизился к парте Ашока, а ладони у него так вспотели, что он испугался, как бы не оставить мокрый след на учебнике истории. Он вытер ладони о рукава, но они тут же снова вспотели. Он старался держать учебник за краешек, чтобы не размазать чернильную надпись, сделанную отцом:

Джехангир Ченой

Класс IV «А»

История

«Отец писал, как жемчуга низал», — так говорила мама, расхваливая папин почерк. Мама очень хотела, чтобы и он научился так красиво писать. Мураду уже поздно — у него буквы расползались по странице как клопы, говорила мама в начале каждого учебного года, когда они оборачивали учебники. Все садились за обеденный стол, и папа принимался надписывать их: имя, класс и предмет. Это было самое приятное в возвращении в школу после майских каникул. Джехангиру нравилась гладкость свежей оберточной бумаги, запах новых учебников и появление его имени, будто вытекающего из кончика папиного пера. У папы был сосредоточенный вид, и было ясно, что папе тоже нравится это занятие. Папа шутил, что процесс обучения не может начаться, пока не надписаны учебники, потому что заключенное в них знание не знает, в чью голову идти.

А теперь он рисковал размазать папин жемчужный почерк потом своих грехов. Сгибаясь под бременем стыда и страха, Джехангир подошел к источнику своих тревог.

Ашок подмигнул. Делая вид, что ничего не замечает, Джехангир начал задавать вопросы об империи Великих Моголов. Его самого удивило, с какой легкостью он держал благородную дистанцию, будто они двое не связаны мерзким секретом.

— В каком году Бабур стал правителем Ферганы?

— В тысяча девятьсот сорок седьмом.

Ашок с ухмылкой назвал дату освобождения Индии от колониализма и сунул руку в карман.

— Первая битва при Панипате произошла в…

— В тысяча девятьсот сорок седьмом.

Ашок достал двадцатку. Джехангир опустил руку под парту.