Дела семейные

— Замечательная новость, — отозвался Нариман. — Чудо современной техники возвратилось в «Приятную виллу».

Под общий смех Джехангир предложил троекратное ура за добрый старый лифт — гип-гип-ура! Он был так счастлив, что отец счастлив!

— Не иначе как у Инид Блайтон вычитал, — хмыкнул Йезад.

Роксана кликнула всех к столу — обед готов.

Обед состоял из картошки с жареным луком, мелко нарубленным зеленым перцем и кумином. Роксана знала, что блюдо приготовлено не по правилам — сверху полагался слой взбитых яиц, по яйцу на порцию. Подавая его, она опасалась упреков…

— Очень вкусно, — заявил Йезад, — зеленый перец — это просто чудо!

Джехангир с энтузиазмом поддержал отца.

— Папа, — спросил он, — а можно мне называть себя Джоном? Как сокращение от Джехангира?

— Ты слышишь, Рокси? Твой сын хочет стать христианином.

— Нет, я все равно буду парсом, только имя чуточку изменю.

— Послушай меня, Джехангла. У твоих приятелей — христиан христианские имена, у твоих приятелей-индусов — индусские. А ты парс, поэтому у тебя персидское имя. Гордись им, а не выбрасывай, как старый башмак.

— Как старый сапате, — не утерпел Джехангир.

— Хотя, по совести говоря, мы нынче ничего не можем позволить себе выбросить.

Почуяв возвращение неприятной денежной темы, Джехангир затревожился и перестал жевать.

Мама спросила:

— В чем дело, обед не нравится?

— Обед вкусный, — ответил он и заработал челюстями.

— Ты говорил папе, что искал в шкафу?

Джехангир оцепенел от страха и еле мотнул головой.

— Что тебе там понадобилось, безобразник?

— Хотел взглянуть на твои письма, — ответила за него мать, — на канадскую переписку.

Джехангир пришел в себя — будто водой спрыснули, подумал он. Понятно, почему мама заговорила о письмах, ей тоже хочется продлить хорошее настроение отца.

И после обеда он попросил отца рассказать про переписку.

* * *

История иммиграции существовала в двух частях: как мечта и как реальность. Но с годами мечта о благоденствии, доме, машине, проигрывателе компакт-дисков, о компьютере, чистом воздухе, снеге, озерах, горах, о хорошей жизни потускнела, поскольку ей не суждено было сбыться. Эта часть почти сошла на нет. Ее компенсировало разрастание второй части, которая теперь составляла всю историю, начинавшуюся с письма, которое написал Йезад в Верховную комиссию Канады, заявляя о своем желании эмигрировать с семьей, в те времена состоявшей из Роксаны и трехлетнего Мурада.

— Ты все это уже слышал, — отговаривался Йезад.

— Но ты никогда не читал нам это письмо, папа, — не отставал Джехангир.

— Мне кажется, читал.

— Я, например, с удовольствием послушал бы, — сказал Нариман.

— Ну, хорошо.

Йезад подошел к шкафу, выдвинул ящик, и пользуясь случаем, наугад рассовал остатки своего лотерейного выигрыша по пяти конвертам.

Вернувшись в большую комнату, он выбрал из пачки писем то, которое все желали послушать.

Листая исписанные страницы, он пояснил, что, когда много лет назад обдумывал, как составить бумагу в канадское представительство, ему пришло в голову, что поскольку он не инженер, не медицинский работник, не техник — иными словами, не имеет специальности, пользующейся в Канаде высоким спросом, то письмо должно, на свой лад, заменить отсутствующие у него ученые степени и дипломы. Письмо должно заставить Верховного комиссара Канады исполниться вниманием и отметить, что обращается к нему человек, достойный его страны. Слово обладает силой воздействия, силой слова совершались большие деяния, словом выигрывались войны. Несомненно, язык Черчилля, Шекспира и Мильтона, воспламененный благоразумием и страстью в правильной пропорции, способен помочь ему получить простую иммиграционную визу.

И Йезад сочинил хвалебную песнь Канаде, ее географии, повергающей в трепет, ее людям, ее месту в мире, необыкновенной щедрости ее мультикультурной политики, политики, которая в красоте своей мудрости не требует от человека отказа от старого, прежде чем допустить его к участию в новом. Он написал, что, хотя много говорится об американской мечте и об Америке как о плавильным тигле, это, по его мнению, скорей вызывает кошмарные ассоциации, ибо этот грубый образ более уместен при серном описании адского пламени, нежели земли обетованной. Нет, мозаическое видение канадской мечты несомненно стоит куда выше, мозаичность требует воображения, терпения и артистизма, той эстетичности, которая отсутствует в брутальности огненно-кипящего котла.

Он сделал паузу.

— Сейчас это звучит так высокопарно.

— Читай, папа, — потребовал Джехангир, — это письмо с половинкой.

Йезад засмеялся, перевернул страницу:

— «Щедрость канадской мечты отводит место каждому, она допускает многообразие языков, культур и народов. В готовности Канады постоянно определяться заново на основе включения нового и заключается ее величие, ее обещание, ее надежда.

Моя семья и я, мы хотим участвовать в воплощении этой мечты. Мы верим в ее благородство и хотим прожить жизнь в обществе, которое намеревается стать светочем для всего мира.