Дела семейные

Дядя Жора азартно посмотрел на меня, на отца и, выскочив из канавы, как мог, припустил к даче. Мы шагом обогнали его у поворота. «Открывайте дверь, готовьте одежду!» — распорядился он, придерживая одной рукой капюшон, а другой подтягивая то, что считалось в его одеянии штанинами.

Дядя Жора важно прохаживался у своей веранды в отцовских штанах и свитере, когда вернулась тетя Зина с Чарли, и недоуменно оглядела его: «В чем это ты?»

— Промок немного, Сергей дал сухое. Где ты ходишь?

— Не хватало тебе простудиться! — тетя Зина стала торопливо отпирать дверь. — К Розе Ефимовне за рецептом ходила. Как ваша рыбалка?

— Рыбы нет, а раков полное ведро наловили, — дядя Жора закинул на плечо рюкзак и вошел в дом.

С колотящимся сердцем я влетел на нашу веранду и столкнулся с отцом:

— Ты ведро из канавы брал?

Отец страдальчески зажмурился и приложил руку ко лбу:

— Беги! Может, еще там! Стой!

Я вернулся. Отец вошел в комнату, скрипнул дверцей платяного шкафа и вынес мне хрустящую пятидесятирублевку:

— Если нет, то пробегись по буфетам, может, купишь, — отец хлопнул себя по затылку. — Вот дураки!..

…Обежав все буфеты, включая банный, я поплелся в рыбный магазин на проспекте Ленина, надеясь купить хоть какой-нибудь рыбешки.

У ворот закрывшегося рынка сидел на ящике инвалид Шлыков. Перед ним на куске картона краснели раки. Они были размером с наших и также вкусно пахли укропом, лавровым листом, перцем… «Самых крупных уже разобрали, — важно сказал Шлыков. — Сейчас и этих разберут, мужики за деньгами побежали…» — «Это откуда?» — торопливо спросил я. «С Красавицы, кажется, — сказал Шлыков. — Дай закурить». — «Беру все! За сколько отдадите?» — «За что купил, за то и отдам, — с достоинством сказал Шлыков. — Десятка!»

КАТЕР

Я вернулся с практики, и отец меня обрадовал: они с дядей Жорой хотят купить большой катер, почти корабль. В субботу надо ехать смотреть — всем вместе.

— Эти разъездные катера строились в Германии, и достались нам по репарации, — сказал отец. — Назначение их было вполне мирное, — они служили для разъездов разного рода бригад по рекам и озерам. — Отец стал растолковывать, что такое репарация и чем она отличается от контрибуции. Он словно читал лекцию в своем институте, и от катера мог спокойно вывернуть к русско-японской войне 1905 года.

— А сколько стоит катер? — спросил я.

— Стоит он прилично — три тысячи. Но поверь, сынок, он того стоит. — После двухмесячной разлуки отец почему-то стал называть меня сынком. — Дизельный движок, две каюты, ходовая рубка, отделка из ясеня и бука. Там даже душ есть! Корпус из текстолита, шпангоуты…

— Вы берете на двоих? По полторы тысячи?

Отец замялся:

— Мать чего-то капризничает… Говорит, очередь на машину может подойти. А я говорю, что такой шанс упускать нельзя. Представляешь — летом на Ладогу или по Свири: грибы, рыбалка, острова, шхеры, — отец достал карту и стал прокладывать возможные маршруты. Таких сияющих глаз я у него давно не видел.

Мама позвала нас обедать.

— Ну вот скажи, сынок, — с оглядкой на мать отец налил мне «Вазисубани» не в фужер, а в рюмочку, — ты бы хотел летом отправиться в путешествие по Свири?

— Не знаю, — я сделал вид, что неравноправие в посуде меня устраивает; видели бы родители, как мы на практике пили портвейн стаканами. — В принципе, хотел бы…

— Это тебя Жора подбивает, — мать первая подняла свой фужер и чокнулась с нами. — Ну давайте, с приездом!

Катер стоял в яхт-клубе на Петровской косе. Дядя Жора прохаживался на ветру и, завидев нас, укоризненно посмотрел на часы.

— Хозяина не будет, — сказал дядя Жора. — Катер покажет его знакомый яхтсмен.

— Какая нам разница, — сказал отец, поглубже насаживая шляпу, поднимая воротник пальто и доставая из карманов перчатки. — Ну и ветерок тут. Он нас прокатит?

— Говорит, что прокатит.

Мы постучали в запертый изнутри сарай, и дверь, лязгнув, приоткрылась.

— Мы пришли катер смотреть, — сказал в полумрак дядя Жора. — У вас найдется для нас время?

— Время есть понятие относительное, — ответил из-за дверей не совсем трезвый мужской голос. — И в тоже время категория вечная. Я доходчиво излагаю? — за дверью загремело, словно уронили корыто.

— Вполне, — сказал дядя Жора, дождавшись тишины. — И я бы добавил: сугубо относительное!

— Буду готов через пять минут, — пообещал голос.

— Пьяный! — шепотом сказала мама.

— Что ты хочешь, тут такой колотун, — сказал отец, отходя от сарая. — Трезвенник и язвенник выпьет.

— Вот-вот, — кивнула мама. — Этого я и боюсь…

Отец покрутил головой, давая понять, что не понимает, за кого она боится: уж не за него ли?

Яхтсменом оказался прихрамывающий человек с неряшливой бородой, заплывшим глазом и истертой палкой с резиновым набалдашником. Он навесил скрюченными пальцами замок и, недовольно глянув на маму, буркнул: «Пошли…»

Катер стоял в узкой протоке и напоминал крейсер на параде в окружении грязноватых буксиров.

— Вот этот? — восхищенно спросил отец.

— Это он и есть, что ли? — скептически сказал дядя Жора. Я видел, что катер ему нравится, но он старается не подавать виду. Возможно, хочет сбить цену.