Дела семейные

Я решил воспользоваться своими каналами. Потихоньку взял несколько двушек из старой чернильницы в прихожей и сказал, что пойду немного прогуляюсь. Автомат на углу 5-й Линии и Малого был свободен. Я набрал дядижорин номер. Трубку, как и следовало ожидать, сняла его дочка Катька.

— Привет, — сказал я. — Это Кирилл. Только не говори, что ты со мной разговаривала.

Я расписал ей катер в лучших красках, как он того и заслуживал.

Катька была существом капризным и весьма влиятельным: родители стелились перед ее капризами, словно пытаясь загладить свою вину за метр восемьдесят ее роста. Когда мои родители были молодыми и ездили в экспедиции, я жил в семье дяди Жоры и Катькин характер познал досконально.

— А какие там яхтсмены ходят! — приврал я. — Широкоплечие, мускулистые! Не то, что ваши медики в очках и шапочках.

— Ты говоришь прямо, как мой папочка, — сказала кузина. — Он только что рассказывал про широкоплечих мускулистых яхтсменов. Они с мамой до сих пор этот катер обсуждают. Уже два раза валерьянку пили. А если честно, катер мне до лампочки. За мной сейчас фехтовальщик ухаживает и аспирант. Из вашего, кстати, института. Ты такого Славу Груздева не знаешь?

— Нет.

— А можешь узнать?

— Если ты надавишь на родичей, чтобы они купили катер, я тебе узнаю и про Славу, и про кого хочешь

— Как я могу надавить? — закапризничала Катька.

— Очень просто! Скажи, катер хочу. Просто мечтаю! Без катера меня никто замуж не возьмет!

— А я и не стремлюсь замуж!

— Потом застремишься, да поздно будет. Мужчины, кстати, любят знакомиться на воде. В общем, меняю Славу Груздева на твой капризный обморок!

— А что ты про него можешь узнать? — стала торговаться Катька.

— Все! — соврал я. — У меня знакомая девушка в отделе кадров машинисткой работает. Ну, и через ребят наведу справки…

— Узнай, почему он бороду носит. Шрам скрывает, или обет кому-то дал?

— Какой обед? — не расслышал я окончания. — В смысле, с кем он пообедал?

— Балда, — сказала Катька. — Обет — в смысле обещания. Может, он кому-то обещал не бриться до возвращения в свою Караганду? Усек? А мне мозги пудрит, что шрам на шее.

Я пообещал разобраться в запутанном личном деле Славы Груздева, аспиранта из Караганды, в ближайшее же время. Катька сказала, что в принципе, она не против катера как такового, и сейчас попробует воздействовать на родителей.

Когда я вернулся домой, отец торжествующе ходил по комнате. Глаза мамы сияли радостью.

— Согласилась! — хлопнул в ладоши отец. — Зинаида Михайловна согласилась! Сейчас Жора звонит Семен Семенычу. Потом перезвонит нам.

Мы стали ждать звонка дяди Жоры. Отца было не узнать. Он разве что не плясал матросский танец. Мама, сдерживая улыбку, накрывала на стол, и батя мешал ей — напевал и пытался вовлечь в вальсирование. Я радостно кувыркал по дивану кошку Сильву и обещал прокатить ее на пароходе.

Дядя Жора позвонил скоро и сказал, что завтра с утра нужно внести задаток в пятьсот рублей и потом спокойно оформлять. Но именно с утра!

Отец записал адрес и телефон Семена Семеновича.

— Ну что? Снимаем с книжки пятьсот? — спросил отец.

— Почему пятьсот? — Мама стояла в халатике и с полотенцем на плече. — Разве не пополам?

— Ну не встречаться же мне из-за этого специально с Жорой! — отец смотрел чуть виновато.

— Хорошо, — сказала мама. Она собиралась идти в ванную. — Только будь осторожен, деньги немалые. И возьми какую-нибудь расписку.

— С Жоры? — дурачась, спросил отец.

— С Жоры, с Жоры, — покивала с улыбкой мама. — С хозяина катера возьми!

Я сказал, что завтра у меня свободный день и могу составить отцу компанию.

— Правильно, — сказала мама, — составь. Так будет спокойней.

Утром отец долго брился, причесывался, надел костюм с галстуком, новое пальто, и придирчиво осмотрел себя в зеркало, словно мы шли не в сберкассу, а собирались в гости.

— Сынок, — поправляя галстук, сказал отец, — сегодня очень важный день. Теперь наша жизнь переменится, вот увидишь! Ты приобщишься к великой культуре мореплавания, я рад за тебя…

Я сказал, что тоже рад.

— Море развивает самодисциплину, выдержку, хладнокровие, — продолжал отец, по разному примеряя шляпу. — И другие полезные качества! Ты знаешь, например, сколько морских узлов придумало человечество?

— Даже не догадываюсь, — сказал я, мягко тесня отца к двери. — Кроме одного, что у вас с братом на пупках, никогда в жизни не видел.

Батя рассмеялся, и мы стали спускаться по лестнице.

Отец с дядей Жорой родились в Кронштадте, и пупки им завязали специальным, как они уверяли, морским узлом.

Если у большинства людей пупок живет в углублении живота, то эти, кронштадтские пупки, напоминали выпуклую металлическую пуговицу, пришитую к брюху так, что не подковырнешь.

Отец сидел со своим пупком тихо, но дядя Жора все время хвастался пуговицей в центре живота и время от времени предъявлял ее, как доказательство кронштадтского упрямства.