Дела житейские

— Дарлин, когда тебе тошно, лучше с кем-нибудь поделиться, чтобы тебя не разорвало ко всем чертям. Поверь, не стоит это утаивать — скажи мне, и тебе станет легче.

В глазах у Дарлин появились слезы; по крайней мере, хоть какое-то проявление жизни.

— Ну попробуй рассказать мне.

— Я пытаюсь.

Я подумал, что лучше на нее не давить; хоть здесь и нельзя было курить, я не удержался. Дарлин положила руки на колени, села прямее, уставившись перед собой, а затем посмотрела на меня.

— Ты всегда видишь меня насквозь, Фрэнклин. — Она тяжело вздохнула, то ли сосредоточенно о чем-то думая, то ли пытаясь собраться с мыслями. — Я просто ума не приложу, как быть дальше. У меня какая-то путаница в голове. Не знаю, с чего и начать.

— Да ты не волнуйся, сестренка.

Дарлин взяла со столика бумажную салфетку, вытерла глаза и высморкалась, но я видел, что она с трудом сдерживает слезы.

— Я дико устала, Фрэнклин. Разве ты никогда не чувствовал усталости?

— Бывало, но не настолько, чтоб я хотел умереть. По правде говоря, жизнь — тяжелая штука, но понимаешь, на пять невезений бывает одна удача, и она все перевешивает. Если ты способна пошевелить мозгами, то сразу увидишь, что выход есть: только приоткрой дверь и окажешься на воле. Ты меня понимаешь?

— О, Фрэнклин, это так наивно, что вызывает только смех. Может, ты начал заниматься с Зорой медитацией?

— Да брось ты, — оборвал ее я и тут же спохватился: — Извини, ради Бога.

— Сколько, по-твоему, мне лет?

— Тридцать один.

— Ну и что я сделала за все эти годы?

Интересно, какой ответ хотела бы услышать Дарлин?

— Ничего я не сделала, — сказала она, пока я пытался придумать хоть что-то путное.

— Ты прекрасно знаешь, что все это — чушь.

— Я никогда ничего не доводила до конца, не могла даже удержаться ни на одной работе. У меня никогда не было друзей, с которыми можно перекинуться парой слов. Целых два года у меня нет мужчины. Меня не целовали, не ласкали, не трахали, даже не замечали уж не помню сколько времени. Я забыла, что значит назначать свидание. У меня звонит телефон, когда кто-то ошибается номером. Родить я не могу, поэтому мне не на что надеяться. Если я задумываюсь о будущем, знаешь, Фрэнклин, что я вижу?

— Что?

— Черную дыру.

— Перестань, Дарлин.

— Ты даже представить себе не можешь ту жуть, которая давит на меня изо дня в день.

— Думаю, что могу.

— Брось, Фрэнклин.

— Неужели ты и вправду считаешь, Дарлин, что если у тебя тяжелая полоса и ты одинока, нет другого выхода, как послать все ко всем чертям и поднять лапки вверх?

— Кто говорит про лапки?

— Никто.

— Я только сказала, что чертовски устала.

— Как это?

— Не знаю, Фрэнклин. Откуда мне знать?

— Послушай, Дарлин, я не женщина, а потому предпочитаю поднять трубку, не дожидаясь, когда мне позвонят. Одно я знаю точно: все проходит. Ты, кстати, не знакома с феминистками?

— Это еще с какой стати?

— Нельзя же сидеть и ждать сложа руки. Эти бабы знают, чего им надо, и действуют. Сколько ты здесь пробудешь?

— Еще дня два.

— Слушай, я приеду за тобой, отвезу тебя к нам, поживешь у нас несколько дней. Развеешься малость. Потолкуем, сыграем в скрэбл, потанцуем. Тебе надо расслабиться, перестать ломать голову из-за всякой ерунды. Нельзя принимать все слишком серьезно. Надо же, в конце концов, и развлечься.

— Развлечься?

— А что? — Я смял сигарету, швырнул ее под кровать и встал. — Пойми, я хочу, чтобы с тобой все было в порядке. Заруби себе это на носу.

Дарлин наконец улыбнулась. После этого я смотался.

Что толку ходить вокруг да около? Все равно правда всегда выплывет наружу, и тогда будет еще хуже. Поэтому я решил выложить Зоре все начистоту. Ну да, Джимми в беде, а он мой друг; кто же еще ему поможет? Тем более у меня будет новая работа, а значит, я сделаю все, что могу. Я подготовил эту речь в лучшем виде, только Зора все еще не пришла. Урока пения у нее сегодня как будто не было, и куда она девалась, я не знал. Подойдя к холодильнику, я увидел ее записку: „Переночую у Марии. С ней плохо. Увидимся завтра после школы. Если что, позвони по 555 9866. Люблю. 3."

„Если что"! Когда же это кончится! Если ты мне нужна, тут же появляются твои распрекрасные подружки. А может, ты не только со мной развлекаешься? Достав из холодильника кастрюльку с бобами и рисом, я поставил ее на плиту. И тут меня как ударило: да перестань, Фрэнки. Выбрось эту дурь из головы!

Джимми рассчитывает на меня. Но мне не хотелось звонить Зоре. Во всяком случае сейчас. Что же делать? Я ел бобы и ломал голову, кому позвонить, чтоб разжиться баксами. Ясно, что не Дарлин. Вот положение! В „Мечте" я должен быть ровно в семь. Уже доедая бобы, я вспомнил про Лаки. В справочной мне дали номер приюта, в котором он работал. Лаки оказался на месте.

— Привет, старина, что стряслось?

— Слушай, Лак, я попал в переделку. Моей подружки дома нет, а у меня приятель — помнишь Джимми?

— Да, а что с ним?