Делай со мной что захочешь

А за стенами машины шло увлекательнейшее состязание, собственно, десятки состязаний — люди изощрялись, пытаясь занять лучшее место, люди, не видевшие друг друга, но чувствовавшие присутствие, силу других людей, и, однако же, потоки транспорта текли гладко, являя собою чудо взаимодействия и ловкости, словно взбесившаяся река, воды которой в ярости несут всякие обломки, бьют в берега и все-таки неудержимо текут вперед, могучие и величавые. У Элины еще кружилась голова, но ей достаточно было бы закрыть глаза, и она сразу почувствовала бы себя в безопасности. Однако она не могла заставить себя закрыть глаза. Она смотрела вперед, на потоки машин, которые двигались рывками, но ритмично и не сталкивались, несмотря на разницу в скоростях, — потоки стремительно несущихся предметов, которые внезапно останавливались, потом снова устремлялись вперед, отрываясь друг от друга, обгоняя друг друга, тяжелые, таящие в себе угрозу и, однако же, не налетающие друг на друга, не сталкивающиеся, Во всем, даже в самых огромных грузовиках, была своеобразная грация — грация, должно быть, придаваемая им водителем, его умом, его способностью верно рассчитать. Так и видишь, как этот ум пульсирует внутри каждой машины — своеобразное чудо природы.

Мужчина рядом с ней нажал на сигнал.

Между двумя автомобилями внезапно образовалось, открылось пространство, и их машину пропустили в него. Иначе они бы непременно налетели на того, кто ехал впереди. Элина наблюдала все это без страха — она сидела расслабившись, почти утратив волю, без сил. Мужчина рядом с ней буркнул что-то — должно быть, какую-то остроту, — но Элина не поняла и промолчала.

Они ехали по Джефферсон-авеню на восток, вон из города. Он вдруг сказал:

— У вас был такой вид, точно вы парализованы. Когда вы там стояли. Я еще никогда не видел человека в трансе — что тогда происходит? Что вы чувствуете?

Элина медлила. Ей не хотелось отвечать ему, потому что она боялась его любопытства, его агрессивного тона. Ей не хотелось раскрываться перед ним.

— Я не знаю. Ничего, — сказала она.

Он взглянул на нее искоса. Некоторое время он молчал. А Элине казалось, что она слышит, как он говорит — всем тем же ироничным, полунасмешливым тоном, — как слова быстро прокручиваются у него в мозгу. Она чувствовала, как наполнено мыслями, словами его молчание. Она подумала, что надо что-то сказать, надо завести с ним разговор, как она это делает на приемах или завтраках, надо нарушить это молчание, которое как раз и позволяет вести такую вот беззвучную беседу, — она боялась молчания, особенно в присутствии мужчин. Но сейчас не могла придумать, что бы такое сказать.

Когда они подъезжали к дому Марвина, Элина приподняла руку, как бы предупреждая водителя, что надо остановиться, и он тотчас произнес: «Да, я знаю, что вы живете здесь». Они въехали в ограду, окружавшую дом с трех сторон, — четверть мили гранитной стены, скрывавшей владение от посторонних глаз. Чугунные ворота у въезда были открыты. Прежде чем Элина успела сказать, чтобы он высадил ее здесь, он свернул на подъездную аллею, и Элина почувствовала толчок — словно ее толкнули во сне, — когда колеса машины запрыгали по гравию.

Он подъехал к самому дому, который стоял далеко от дороги. Элина чувствовала в нем какое-то странное возбуждение. Она чуть ли не физически ощутила, как взметнулись его глаза, когда он быстрым взглядом окинул огромный дом, и лужайку, и просторы озера позади. Она помнила свое первое впечатление от всего этого, но она тогда не почувствовала такого волнения, как этот мужчина.

Он нажал на тормоз. Пригнулся к рулю и стал смотреть на то, что открывалось взгляду. Теперь она чувствовала себя в безопасности, в большей безопасности. Вот она сейчас выйдет и расстанется с ним, отопрет дверь, войдет в дом, закроет за собой дверь — и все.

Не глядя на нее, он открыл дверцу со своей стороны.

— Мне нужно позвонить, — сказал он.

Элина еще с минуту посидела — не оттого, что была в трансе или в шоке, а просто без воли, без сил, вне времени и пространства; скорее всего она ждала, когда к ней вернется ее нормальное «я». Она верила, что так будет. Затем очень осторожно, чувствуя, что она делает все очень осторожно, но без страха, она открыла дверцу машины — дверца открылась с трудом — и вышла. Начался дождь. Она почувствовала на своем лице крупные мягкие капли, и они показались ей какими-то чудными, странными. Почему они капают откуда-то из такого далека?

Она услышала чьи-то шаги по гравию. Они направлялись к ней. Она не могла сказать, плакала ли она или просто стояла под дождем. Слезы казались чем-то не имеющим к ней отношения, застывшим. Должно быть, это дождь. Мужчина что-то говорил ей — давал советы или подшучивал? Она почувствовала тяжесть волос, которые сегодня утром так тщательно уложила… Но, казалось, это было годы назад, целую жизнь назад. Она с трудом могла припомнить, когда это было.

— Сегодня такой день, когда случаются обмороки и параличи, — сказал мужчина. — В такой день многое разбивается.