Делегат грядущего

— Так вот она какова, эта западная окраина Азии! Сколько гор, долин, лесов и пустынь меж нами! А сколько народу с цветами встречают нас!

Это были японцы, корейцы, вьетнамцы.

— Каким далеким казался этот северный город! — рассуждали, стремительно снижаясь к ташкентскому оазису, непальцы, камбоджийцы, индонезийцы. — Миллион лет разделяли человечество непреодолимые Гималаи! А теперь? Так их унизить!

И, глянув на часы, с признательностью думали о советских летчиках, столь просто и легко примчавших их сегодня сюда на сказочном воздушном корабле.

И сравнивали свое африканское небо с небесами этого обложенного льдами Арктики континента суданцы и сомалийцы, ничуть не озябшие вопреки своим ожиданиям.

Ни слонов, ни кокосовых пальм, ни джутовых хижин, ни блеска красно-коричневых песчаных дюн. Какой непохожий на их родину край!

А румынская писательница, венгерский профессор и журналист из Великобритании, прилетев на экзотический для них легендарный Восток, поражались, видя на иллюминированных улицах древней узбекской столицы не осликов, не верблюжьи караваны, а точно такие же, как в своих городах, скользящие мимо освещенных витрин обыкновенных домов вереницы автомобилей, шуршащих шинами по асфальту и перебирающих лучами фар стволы тополей.

Итальянцы, монголы, немцы, албанцы, арабы, китайцы и болгары прибывали в Ташкент каждый со своим заранее созданным представлением об этом им неведомом городе… Как встретит он их? Каков он собой, этот город, знавший времена Чингиза и Тамерлана, и как пересоздан он учениками Ленина? Чего следует ожидать на небывалой в истории народов и государств большой конференции?

Какие будут дискуссии? Всех ли она обрадует? Удастся ли? Какие чувства и мысли унесет каждый отсюда к себе на родину?

А ташкентцы — узбеки и русские, молодые и старые, дети и женщины, служащие, рабочие и колхозники, академики и студенты, инженеры и артисты, шоферы, корреспонденты, повара и библиотекаре, подметальщики улиц и члены правительства — с энтузиазмом встречали все новых и новых гостей…

2

Их двоих в первый раз я увидел почти одновременно. Сначала я увидел мальчика-узбека лет двенадцати, прижавшего ладони и нос к стеклу огромного окна новой гостиницы и неотрывно глядевшего с улицы внутрь, туда, где в просторном холле сидели в креслах, расхаживали от стола к столу, разговаривали возле своих чемоданов, знакомясь, осматриваясь, ожидая регистрации или необходимых справок, десятки иностранных делегатов, только что прибывших из аэропорта. Многие были в своих национальных одеждах, цветистых и никогда прежде невиданных жителями Ташкента.

Гул многоязычного говора, улыбки, приветственные жесты беспрестанно выплескивались сквозь распахнутые двери наружу, где сотни горожан толпились с утра до ночи, любопытствуя, окружая прибывающие автомобили, но всегда вежливо и почтительно оставляя между площадью и дверьми гостиницы живой коридор, по которому под аплодисменты, под щелканье бесчисленных фотоаппаратов проходили в ту или другую сторону гости, сопровождаемые оживленными и веселыми девушками-переводчицами…

Для многих из этих девушек работа, в которую включились они, была не только праздником, но и долгожданным, суровым экзаменом. Теперь уже некогда думать о грамматике, синтаксисе, идиомах! В своей нынешней работе девушки прислушивались одна к другой, готовые прийти подругам на помощь, только б не подвести друг друга, только б не осрамиться!

А зато какие блестящие перспективы у тех, кто лучше других изучил язык! Ведь придется и им самим когда-нибудь побывать в Индии и в Аравии, в Японии и в Камбодже… Еще немного лет назад могли ли мечтать о таких поездках дочери ташкентских текстильщиков, трамвайщиков, пригородных колхозников? Как все шире раскрывается их большая жизнь!..

Мальчик-узбек, прильнувший к одному из огромных зеркальных окон, глядел внутрь холла так сосредоточенно и внимательно, его худенькие плечи так напряглись от усилия, с каким он, стоя на цыпочках, старался приподняться еще выше, что мне захотелось проследить за его взглядом и узнать, что же именно его так интересует там, внутри холла, откуда я только что вышел? Туда мальчик не мог пробраться потому, что стоявший в дверях молчаливый швейцар представлялся ему, как и всем праздным зрителям, неодолимой преградой. Этот швейцар — серьезный, с непроницаемым выражением лица, плотный узбек средних лет, одетый, должно быть, впервые в жизни в синюю с галунами форму, никого ни о чем не спрашивал, никого не останавливал, но по одному ему ведомым признакам оценивал взглядом каждого входившего в двери. И тот, кто не имел никакого отношения к конференции и прибывшим на нее делегатам, сам собою, из чувства воспитанной в нем дисциплинированности, останавливался перед дверьми и втискивался спиною в образованный любопытствующими людьми коридор. Проходил ли по коридору одинокий, сопровождаемый переводчицей гость, или они шли группой, — из толпы всегда протягивались с букетом цветов руки: то детская ручонка школьницы, то старушечья, сморщенная рука, то мозолистая, натруженная ручища рабочего человека.