Читаем Делегат грядущего полностью

Делегат грядущего

— Тогда пусть сельсовет распоряжение сделает. Без распоряжения как мне ругаться с Ахуном? Напишешь?

— Завтра еще товарища Хурама надо спросить. Тогда напишу…

Оба вошли во двор. Лола-хон зажгла фонарь «летучая мышь», поднесла его к понурым сонным быкам. Рой мух с обиженным жужжанием закружился над ней.

— Смотри, какие у меня быки стали: ребер не видно, скоро можно пускать под ярмо… Только вот, я хотела тебе показать, у этого большая болячка, гляди!

Лола-хон оторвала виноградный лист от круглой набухшей язвы.

— Салом мазала, не помогает. Ты знаешь?

— Не знаю, — ответил Азиз, внимательно разглядывая мокрую язву. — Скажу фельдшеру, чтоб пришел. Лекарство такое есть.

— Ты не забудь. — Лола-хон тщательно залепила язву листом. — Ладно. Это дело оставим. Теперь немножко о другом поговорить с тобой хочу.

Лола-хон вынесла подушки на глиняное возвышение перед домом. Азиз оперся на них. Лола-хон подсела сбоку и долго молчала, обдумывая слова.

— Слушай, Азиз… Ты немножко умный, Азиз, хоть ты и моложе меня. Большим всегда другом был. — Лола-хон снизила голос. — Всегда хорошее слово все о тебе говорили… Да?

— Дальше что? — нетерпеливо пробормотал Азиз, не понимая, куда она клонит.

— Ты только сердитым не будь. Почему над тобой смеются теперь: заболел головой наш Азиз?

— Как это так заболел?

Лола-хон еще, почти до шепота, снизила голос:

— А почему к этой собаке, сестре Шафи, ходишь?

Застигнутый врасплох Азиз покраснел:

— Кто говорит?

— Так говорят… Дехкане видели…

Азиз потупился.

— Ходишь? Да? — уже пытливо, в упор спросила Лола-хон.

Азиз приподнялся на локте, опустил голову, принялся теребить угол подушки. Хотел солгать… и не мог.

— Хожу… — ответил он медленно и сразу же заторопился: — Лола-хон, ты не думай криво. У тебя злые глаза. Не смотри так, смотри правильно. Я ничего никому не сказал, потому что ишаков у нас много, с толстыми, как шкура, мозгами. Ты считаешь: враг Озода? Я тоже так считал. Потом, один раз, разговор пошел. Она просто мне — на сердце рука — так говорит: «Вы думаете, я враг? Я женщина, никто со мной по-комсомольски не разговаривал. Я тоже хочу слушать комсомольские разговоры. Я молодая женщина, темной быть не хочу…»

— Молодая… И очень красивая, правда, Азиз? — язвительно перебила его Лола-хон. — Не работала никогда, лицо нежное, руки нежные…

— Я не видел ее лица, — раздраженно бросил Азиз.

— Ай, Азиз… Зачем твое сердце кипит? Ты не видел, я видела. Ты веришь ей?

— А почему ей не верить? Сестра Шафи, а Шафи все-таки наш человек. Я хочу совсем советской женщиной ее сделать, чтоб паранджу сняла и работать пошла.

— Другим местом она работать пойдет!

Азиз, внезапно осатанев, резко схватил за руки Лола-хон, хотел изругать ее, но Лола-хон, не отдергивая рук, откинула голову назад и сказала со спокойной издевкой:

— Ты словно бык, Азиз. Обиделся, как за жену.

Азиз отпустил ее руки, встал бледный от злобы и сказал сухо:

— Когда она про тебя на собрании так же сказала, у тебя кровь зажглась, а сама… Ничего ты не понимаешь… Напрасно на мое сердце смотришь. Смотри лучше на комсомольский значок…

— Будешь с Озодой вечера проводить — потеряешь значок! — презрительно кинула Лола-хон.

Уронив чужим и надменным тоном: «Глупый разговор, не хочу слушать. Пойду…», Азиз резко повернулся и, не оглядываясь, зашагал к поблескивающим в лунном свете воротам.

Лола-хон крикнула ему вслед:

— Ссориться с тобой не хочу! Как друг я тебе сказала. Один будешь — подумай. Тогда приходи ко мне.

Но, уже не слушая ее, Азиз хлопнул створкой ворот и вышел в тусклую пустошь узкого переулка.