DELETED

— Ты не большинство. У тебя и так уже всё есть. У тебя есть я и Павел, у тебя есть твоя работа. Зачем так рисковать? Это слишком опасно.

— Павел — СОБАКА! А я хочу отношений с ЧЕЛОВЕКОМ! Как у всех нормальных людей!

— Прекрати, нельзя быть такой доверчивой. Тебе же не пять лет! Ты понятия не имеешь как живут эти нормальные люди… И, кстати, как насчёт родителей? Как думаешь, они будут в восторге?)

Это был запрещённый приём. Когда я попыталась представить, как бы отреагировали родители, мне захотелось зажмуриться и изо всех сил зажать уши руками.

Я всё ещё чувствовала запах нарциссов и легко скользила через подземный пешеходный переход, как, наверное, рыба проплывает сквозь подводную пещеру. Осины и черёмухи превращались в волшебные растения, искрящиеся, излучающие свет. Всё вокруг имело легкое свечение. Свет расширялся и, подобно мицелию, присоединял тебя к каждой вещи мира, и ты чувствовал связь с деревьями, травами, птицами, далёкими незнакомцами. Всё становилось близким и понятным, словно ты наконец стал частью громадного леса, где тебе и положено расти, и всё сообщество радостно аплодирует твоему возвращению.

Я не могла отдать эту историю родителям. Отец всего за какую-нибудь минуту отравил бы её, превратив солнечную грибницу в ядовитую плесень. «Ты что, больная? Закрой свой рот, что ты несёшь! Это же вырожденцы, больные люди! Их нужно изолировать, иначе человечество вымрет!».

Нет, я никому, никому не позволю её испортить! Я оставлю её себе, чтобы иногда доставать и любоваться, вдыхать её запах. Запах нарциссов и запах Тани-Елисея. А это значит…

(Знаешь, ты, наверное, прав. Ты победил.)

40

Дорогая Таня!

Сегодня я снова ходила в ту часть Бардо, куда нам ходить нельзя. В этот раз я не брала с собой компас, памятуя о шутке-превращении из прошлого путешествия. Кажется, мне удалось исследовать участок, где никто до меня ещё не был или, во всяком случае, не решился написать об этом ни на одном закрытом форуме бардонавтов. Если честно, если бы не ты, я бы туда ни за что не пошла. Что-то произошло, когда я встретила тебя. Кажется, я стала меньше бояться. Мне захотелось сделать что-то такое, на что раньше я не решалась. Превзойти саму себя, что ли. А ещё мне хотелось принести тебе в подарок открытие, подарить тебе новые земли. Звучит, наверное, очень высокопарно, прости меня за это, пожалуйста…

Это был туман, и голос рисовал некоторую мысленную карту, обозначал объекты, которые нужно обойти, намекая, что туман не пустой. Он мог и врать, водить зигзагами по чистому полю. Но я слушала его, не могла перестать. Голос произносил слова так чётко, так уверенно. Так, бывает, следуешь чужим рецептам, которые претендуют на суммы векового опыта, или незаметной привычке: осторожно обходишь невидимые, но острые, кровеопасные подводные камни. А потом однажды ныряешь с маской и находишь кафельное дно бассейна.

— Теперь направо три шага. В стороны не забирай, огибай его осторожно, — командовал голос. Не хотелось неожиданно наткнуться на что-то холодное, разбудить что-то спящее. — А теперь стой, — голос хрустнул, как переломленная ветка. Тишина потянулась и снова перетекла в едва заметный покалывающий шум.

— Кто это? Ты раньше его видел? — новый голос, шаткий, еле различимый.

— Он как будто из фотографии… — ответил его собеседник. И тут я действительно разглядела вдалеке бесформенный силуэт.

— Морда блёклая.

— Ты только близко ему не давай подойти.

— Как не давать? — вырвалось у меня умоляюще, потому что силуэт, казалось, надвигался. Но голоса уже заплыли помехами, как в приёмнике, сбившемся с радиочастоты.

Я замерла среди тумана, ожидая новых голосов, стараясь ничем себя не обнаружить, не привлечь внимания. Силуэт ещё приблизился — проступило коричневое, похожее на высокую волосатую шубу — а потом свернул, проплыл мимо по какой-то параллельной траектории и исчез в гуще тумана.

Спустя время — неопределённое, не измеренное — я пожалела, что не окликнула его. Я на маленьком пятачке, поросшем короткой жухлой травой, а вокруг белое нечто, то ли укрывающее неизвестный мир, то ли прячущее его отсутствие. Второе казалось более вероятным. Я попробовала сесть на землю, но там туман был как будто гуще, обвивал меня белым коконом клаустрофобии. Там я почувствовала себя совсем уж беззащитной и исчезающей.

Пальцы ног мёрзли. Я шевелила ими и считала движения, чтобы придать времени форму и длительность. Перевалив за две сотни, я решила, что досчитаю до пятисот, и, если голоса не вернутся, и никаких иных подсказок не появится, начну искать выход или по крайней мере двигаться.

Я досчитала до семисот… До тысячи.