DELETED

В ногу больно впилось что-то острое, пришлось включить верхний свет, чтобы рассмотреть. Оказалось, это всего лишь окаменевшая хлебная крошка.

Наконец я оживила телефон отпечатком своего указательного пальца и открыла сообщение. Вот что писал мне абонент «Мама»: «Станислава, что это значит?» Дальше начинался пересланный текст сообщения от абонента «Алекс (Стасин)»: «А вы знаете, что ваша дочь записалась в лесбиянки? А вы спросите её, кто такая Таня Курочкина, и чем ваша дочь с ней занимается… Сердце подсказывает, вы будете ой как удивлены:))». Дальше следовала мамина приписка: «Отцу я ничего не говорила. Жду от тебя объяснений».

Когда я жила у Инны, Алекс тоже слал маме сообщения. Он просил её повлиять на меня, писал, что я хочу «разрушить семью» из-за мимолётного сексуального увлечения на стороне, и что это её материнский долг, помочь ему вернуть меня обратно. Потом он уверял её, что я связалась с опасными людьми, и, если родителям не всё равно, они должны это пресечь. В конце концов он не выдержал и заявил, что я всегда была шлюхой, и он долго это терпел, но теперь с него хватит: он больше не собирается меня покрывать, он всё обо мне расскажет.

Не знаю, почему Алекс тогда решил, что нужно воздействовать на маму, а не на отца. Возможно, отец был для него слишком загадочной фигурой, — моего отца Алекс никогда не видел, — и он этой фигуры побаивался. Но сделав ставку на маму, он просчитался на сто процентов. Маме Алекс с самого начала напомнил её собственного мужа. Другими словами, резко не понравился. И «разрушение семьи», если не своей собственной, то хотя бы моей, было маминой давней потаённой мечтой.

Но сейчас всё было по-другому. Независимо от того, что я ей отвечу, она непременно расскажет отцу. Мама не умеет хранить секреты. Всегда, сколько я себя помню, она обо всём, что касалось меня или сестры «докладывала» мужу. Даже когда казалось, что она полностью на твоей стороне, даже если она, глядя на тебя искренними, понимающими глазами, обещала, что сохранит всё в тайне. Не знаю, почему так. Может, так проявлялось её безволие в вопросах, которые касались отношений.

(Это же вырожденцы, больные люди! Их нужно изолировать, иначе человечество вымрет! Ты что, тоже больная?! Закрой свой рот, что ты несёшь!)

Я приложила ладони к горящим щекам так, чтобы средними пальцами зажать уши.

Потом я всё-таки быстро набрала и отправила сообщение.

«Таня Курочкина была нашей клиенткой с месяц назад, я с ней работала. Зачем ты вообще слушаешь его злобное шипение?»

Потом я выключила на телефоне звук и швырнула трубку обратно в мякоть кресла. А сама бросилась ничком на диван, закрыв голову руками — провалилась в бездонную воздушную яму, потерпела крушение. Неожиданно пришла в голову барская мысль сделать себе горячую ванну.

То, что я написала маме, было почти правдой, ведь я действительно встретилась с Таней из-за работы. И между нами ничего нет, и уже никогда не будет. Теперь и подавно. Никогда и ничего.

Завтра суббота, но я не буду созваниваться с родителями. Надо придумать причину, почему я не могу. Раньше это было просто, с моим-то опытом вранья. Я так привыкла врать по мелочам, путать следы, чтобы избежать наказания. Так привыкла, что начала врать случайно, на всякий случай. А теперь лежу, и в голове нет ни одной целой идеи, ни одной внятной мысли. Не только о том, чем бы я могла быть завтра так занята, — вообще ни о чём.

Я просто лежу на краю жизни, уткнувшись лицом в самое донышко, и потихоньку растягиваю носом полупрозрачную беловатую кожицу — подскорлуповую оболочку, за которой страшное безвоздушное пространство.

(Домой, хочу домой.)

Мясорубка внутри включается на максимальные обороты, из-за её чавканья и моей боли ничего невозможно делать.

(Хватит ныть.)

Надо встать, включить воду, набрать ванну. Лежать в ванной и смотреть сериал. Сначала сознание будет сопротивляться, выпадать из картинки на экране. В какой-то момент оно даже попытается затащить сериальный мирок внутрь себя и начать перемалывать в фарш. Но потом успокоится и отступит. Мне станет лучше. Только иногда издалека будут долетать режущие осколки мыслей, колющие иглы воспоминаний.

В какой-то момент я обнаружу себя в холодной воде, пальцы на руках и ногах будут такими сморщенными, что станет казаться, будто складки уже никогда не разгладятся. Тогда я выдерну чёрную пробку и с трудом, изо всех сил упираясь в бортики ванной, встану. Воображение в это время несколько раз прокрутит перед глазами оптимистичный сценарий: я поскальзываюсь, ударяюсь затылком о край ванны и без сознания оседаю на дно.

«Уходи прочь отсюда, быстрее, быстрее, в комнату, под одеяло, к следующей серии».

Когда-нибудь потом, когда тревога совсем уляжется и заснёт, можно будет осторожно подумать, что делать дальше.

47