Я принялась просматривать свою почту, чтобы понять, что ещё узнал Алекс и не нужно ли мне подготовиться к новой запланированной им пакости. Хотя что там, в сущности, просматривать? Очень быстро меня залил едкий, мучительный стыд, насколько жалкое впечатление производил мой ящик, когда я пыталась смотреть на него со стороны. В нём не было личных писем. В день мне приходило с десяток рабочих, и они едва торчали из-под груды спама, который я не успевала удалять. Примерно пару раз в неделю в почту падало уведомление о новом сообщении в соцсетях. К счастью, сами сообщения в ящике не отображались. Потому что половина этих посланий была от незнакомых извращенцев, предлагающих обслюнявить мой клитор или жаждущих куда-нибудь засунуть свой член. А ещё иногда приходили сообщения от пользователя DELETED.
И вот тогда я подумала, что хорошо бы прямо сейчас получить письмо от Паратире. Пусть оно будет бессмысленное, непонятное, даже немного зловещее. Но это всё-таки будет письмо. Можно будет представить, что Паратире сочувствует мне и хочет поддержать, просто не знает, как выразить это на человеческом языке.
— Если ты слышишь, напиши мне, пожалуйста… — обратилась я к воздуху. — Можешь даже пошуршать мусорным пакетом или пошептать в гардеробной. Я не буду бояться, обещаю.
Интересно, что он там обычно шепчет… Может, он никогда и не пытался меня пугать? Что, если он прячется в маленькой комнатке среди пальто и платьев от страха и отчаяния, и разговаривает сам с собой, пытаясь успокоиться?
Но вместо письма от Паратире пришло сообщение от Тани. «Стася, прости меня пожалуйста, если я чем-то тебя обидела. Я не знаю, почему ты мне больше не пишешь и не отвечаешь на звонки, но мне от этого очень грустно. Если можешь, напиши мне, что у тебя всё нормально, чтобы я за тебя не волновалась. А ещё я сегодня вечером собираюсь в «Кукушку» на семичасовой сеанс. У меня есть два билета. Просто приходи. Если хочешь, конечно. Я буду очень ждать».
Это было словно тёплое, ласковое прикосновение. Я вскочила и принялась метаться по комнате. Потом распахнула гардеробную, прикидывая, что я могла бы надеть. Затем снова продолжила взволнованно ходить по квартире, следуя по невидимой, запутанной траектории. Словно Павел, которого я поцеловала в нос и на которого нахлынули чувства такой интенсивности, что для их выражения недостаточно просто махать хвостом.
Таня будет спрашивать, как дела на работе. Придётся либо врать, либо сказать, что меня уволили. «Уволили? Но почему? Что произошло?».
Липкий, тяжёлый шлейф истории с увольнением хлестнул меня глубоко и больно. Словно отвратительный монстр перед тем, как нырнуть в океан, нанёс удар покрытым слизью хвостом.
Как я ей объясню? Как я расскажу ей о том, что было раньше, до неё, до этой работы, до этой жизни? Лихорадочный прилив сил схлынул, и навалившаяся слабость прижала меня к дивану.
Не надо. Она не знает, кого приглашает на свидание. Лучше всего просто не отвечать.
45
Хорошо, что не надо никуда идти. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.
— …