Дельфийский оракул

Она вывела Саломею в просторную комнату, обставленную на редкость скупо. Серые стены здесь плохо сочетались с синими шторами, белый прямоугольник стола притягивал взгляд. Ряд прямоугольных мониторов транслировал одну картинку – лепестки рыжего палящего огня, – создавая иллюзию многих каминов, вмонтированных прямо в стены.

Высокие барные стулья. И хромированные светильники, опускавшиеся к самой столешнице. Потолок зеркальный, и комната дробится в этих зеркалах.

– Мне здесь неуютно, – пожаловалась Рената, занимая кресло во главе стола. – Здесь все слишком… странное.

– Современное, дорогая. – Аполлон, потерявшийся было во время экскурсии, появился вновь. Он успел сменить рубашку и галстук, а вот булавка с камнем осталась прежней – яркий топазовый глаз, следивший за Саломеей.

– О да, пожалуй, я совершенно не вписываюсь в современную обстановку.

– Прекрати.

Милая дружеская перепалка в мягких тонах. Но почему Саломее видится во всем этом… спектакль?

– Как бы там ни было, – Рената повернулась к Саломее, которой отвели почетное место по левую руку от хозяйки дома, – но я не представляю, что со всем этим станет после моей смерти. Вещи живут дольше людей.

Повисла пауза, натужная и неприятная, как жесткий белый свет, который отражался в лакированной поверхности стола, в хромированных бокалах и столовых приборах, выполненных не то из стекла, не то из пластика. Рената, взяв вилку с неудобной вывернутой ручкой, поднесла ее к глазам.

– Вот разве это – искусство? – спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Ох, мамочка, прекрати. – Евдокия вошла в столовую неторопливым шагом. Колыхались просторные льняные одежды, звенели браслеты, и ожерелье в три ряда жемчужных бусин тускло мерцало на бледной коже. – Это тоже искусство. Просто другое. Вечер добрый. Полечка, мог бы и уделить даме внимание!

Дуся сама отодвинула стул и, усевшись, заерзала, рывками придвигая его к столу. Аполлон и не подумал ей помочь, не то не считал ее дамой, достойной внимания, не то просто привык к Дусиным выходкам.

– А братец наш где? Опять опаздывать изволят? Галка, вели подавать! А то просто невыносимо хочется есть. Я бы даже сказала, что – жрать.

– Евдокия, веди себя прилично! У нас гости.

Евдокия повернулась к Саломее, сощурилась, разглядывая ее пристально, внимательно, словно увидела впервые.

– Очередная Поленькина пассия? Вот скажи, мамуль, какого… он их сюда таскает? Что за извращение такое? Или ему и в койке твое одобрение нужно?

– Простите мою дочь, она сегодня груба.

Рената улыбалась. Уголками губ, морщинками, разбегавшимися от глаз. Тенью улыбки. И это извинение – тоже не более чем дань привычке.

А и действительно, зачем Саломея – здесь?

Подали ужин. Блюда – странных очертаний, словно вырванные из единой массы и скомканные кем-то куски пластика. И кролик с базиликом. Пироги с ягненком. Морковное пюре. Сельдерей. Артишоки. Эхо скрипки в спрятанных колонках. Ощущение нереальности происходящего, которое лишь усиливается, потому что люди, собравшиеся за столом, молчат. Они сосредоточенно поглощают пищу, к счастью, вполне съедобную и даже вкусную, не глядя друг на друга, не замечая друг друга. И лишь Павел, появившийся где-то в середине ужина, удостаивается неодобрительного взгляда Ренаты.

Скрипки сменяются альтом. Гулкий звук наполняет стены, и оцифрованное пламя растекается в рамках экранов.

– Спасибо, – говорит Рената, когда домработница приносит кофе. – Вы уж извините, но так сложилось, что за столом у нас не принято разговаривать.

Саломея кивнула: в каждом монастыре – свой устав. И вспомнилось, что у них дома всегда говорили. За столом. И возле стола. И на кухне, и потом – еще в саду, за чаем с пирогами. Обсуждали. Делились. Ругались, чтобы тут же помириться. И Саломея долго потом не могла привыкнуть к тому, что она – одна.

– Ох, кажется, я переела. – Евдокия провела по выпуклому животу ладонью.

– Тоже мне новость, – фыркнул Павел.

К счастью, к ужину он вышел без обычного черепа, да и макияж смыл, отчего лицо его стало еще более блеклым и невыразительным.

– Что ж, я предлагаю всем пройти в салон. Милая, вы играете в бридж?

– Нет, – ответила Саломея, которой стало стыдно, что она не играет в бридж. Вот в «Монополию» – это с удовольствием.

– Ничего. Думаю, мы найдем, чем развлечься.

Обещание? Или предупреждение? Павел сделал вид, что увлечен шоколадными трюфелями, которые и вправду были очень вкусными.

– …этот столик привезли из Франции моей бабушке в качестве свадебного подарка. А это – точная копия знаменитого гарнитура…

– Маменька, ты сейчас ее уморишь…

– …вот табакерка, по слухам, подаренная Екатериной Великой…

– …меня угнетают эти вещи. У них тяжелая аура!

– Ты как? – шепотом поинтересовался Аполлон. Верный страж, он держался возле Ренаты и оставил ее всего на мгновенье, лишь затем, чтобы предупредить Саломею. – Ты ей нравишься! Пожалуйста, подыграй ей.

– В чем?

– Подыграй! Ради меня.

Он вновь исчез, а Саломею закружило в хороводе слов. Вялый спор, привычный, с аргументами, которые проговаривались не раз и не два.