– Спилась, дурочка! И Лара в мать пошла. Сердечко больное, а голова пустая. Придумает себе обиды и с ними носится. Анечка только слезы лила. Она ж любила ее, как собственную дочь, прости, Господи! Сил не жалела, поднимала девку. И где благодарность?! Учиться Ларка не желала. Работу тоже найти не могла. Сюда ее Анечка пристроила, так и здесь не все ладно пошло.
Это Саломея и сама чуяла. Более того, происходящее в «Оракуле» все меньше нравилось ей. А Евдокия продолжала бормотать:
– Напридумывала глупостей… и пила, безбожно пила. При больном-то сердце! Вот и расплата. Все мы под Богом ходим. Все мы волю Его творим. Но каждый – по-своему. Так чего тебе Ларка наплела?
– Ничего.
– Врешь. – Пальцы Евдокии крепче сдавили ее предплечье. – Не бойся. Уже слышали! Небось сказала, что Анечка клиентов травит? Или порчу на них наводит? Или еще что?
Только то, что руки ее в крови. И кровь эта льется на камни, а Лара, мол, никого не убивала.
– Анечка дает людям чаи травяные, и только. Там ромашечка, мелисса, чабрец… полынь или пустырник. Хорошие чаи, сама их употребляю. Нервы успокаивают и давление снижают… в травках ведь сила природная. А вреда – так и вовсе от них никакого. Ну ты же умная деточка, ты все понимаешь.
– Конечно.
– А Лара всегда и на всех обижалась. Вот и придумывала глупости.
– Наверное.
Евдокия разжала пальцы и, повернувшись, погладила Саломею по щеке. Прикосновение это – легкое – было на редкость неприятным. Саломея с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться.
– Тебя же Полечка привел, верно?
Полечка? Она, похоже, имеет в виду Аполлона, вот только говорит о нем с легким презрением.
– Значит, ты наша девочка… ну, скоро сама во всем разберешься. Вечером увидимся. Только не опаздывай, ладно? Ренатка этого страсть как не любит. Тебе Полечка не сказал, нет? Она – моя мама. А Пашка, козел старый, – братец. Так что, деточка, добро пожаловать в семью!
Аполлон – сволочь!
Нет, не так: Аполлон, сволочь этакая, мог бы и предупредить!
Он ведь говорил о своей жене и о том, что у нее взрослые дети, но Саломея не предполагала, что они
Но отчего-то и страшновато.
Холодно. Запределье крадется по ее следу. Мягкие лапы сумрака обнимают, дыхание скользит по шее, оставляя красный след ожога. Берегись, Саломея! Беги, Саломея… Чем дальше, тем лучше. Спрячься! И забудь обо всем. Иначе будет плохо…
Почему?
Запределье не ответит. Оно подсовывает картинки, которые слишком быстро сменяют друг друга, и невозможно понять, что же происходит. Запах дыма пропитал все вокруг. И еще – аромат жареного мяса. И чего-то сладкого, мерзкого, отчего Саломею вот-вот вывернет. Но она вдыхает этот смрад. Так надо.
Жесткие листья благословенного лавра раздирают ей рот.
Кровь – соленая.
И напиток, который ее заставляют глотать, прижигает раны. Немеют губы и язык. Они больше не принадлежат Саломее…
Схлынуло. Отпустило. И Саломея дышит, избавляясь от предательской слабости в теле. Запределье подобралось ближе обычного.
– С тобой все хорошо? – Ее берут за плечи, куда-то ведут, усаживают и суют в руки глиняную плошку. – Пей!
Саломея пьет. Глоток за глотком. Теплая, выдохшаяся, но удивительно вкусная минералка. И дрожь прекращается.
– Накатило? Бывает. Если хочешь – приляг. Я кабинет прикрою, – рядом на коленях стоял Паоло. Под мышкой он зажал бараний череп, а в руках держал двухлитровую бутылку минеральной воды. – Пледиком прикрою. Это тебя Дуська довела? Не слушай ее, стерва она!
– Все хорошо.
– Выходит, ты и вправду чего-то умеешь? – Паоло сел на пол и скрестил ноги. Безбровое лицо его исказила гримаса – лоб пошел складками, щеки обвисли, а губы изогнулись, словно он собирался расплакаться, но из последних сил сдерживался. – Не давай им на себе ездить. Мы-то тебя понимаем! – Паоло водрузил череп на острое колено. – С нами тоже такое случается. А Дуська – притворщица. Она людям врет. Мы же – правду говорим! Нам это тяжело дается. И Лара сгорела… она тоже почти пустой была, но жалко ее. Вечером не соглашайся маме гадать, хорошо?
Сказав это, Паоло поднялся.
– Стой! Я не умею гадать!
– Тем более – не соглашайся.
Он покинул комнату. Шел, сгорбившись, по-старушечьи шаркая ногами, и Саломея опять подумала, что все это более чем странно.
Аполлон появился в пять минут восьмого. Светлый костюм, светлые ботинки и травянисто-зеленый галстук с крупной булавкой, в которой посверкивал красивый камень.
– Это тебе, – Аполлон преподнес ей букет из синих и белых ирисов, изящный, аккуратный и наверняка дорогой. – Ты выглядишь очаровательно.
– Спасибо.
Она не знала, как себя вести. Проводив Саломею к белому «Бентли», Аполлон задал вопрос:
– Ты уже знаешь про Дусю и Пашку? Извини, что не предупредил. Хотелось, чтобы ты на них взглянула непредвзято.
– Что с Ларой?
Аполлон скривился, демонстрируя, насколько неприятен ему этот вопрос:
– Ничего. Девочка в коме, но, думаю, без шансов. Не следовало ее брать! Это все из-за Анны Александровны. Талантливейшая женщина! Клиенты ее обожают, и есть за что. Она очень многим помогла.