— Ох, милая, — Майка сочувственно гладит меня по руке, — сколько же всего на тебя свалилось. Тебе не стоило вызываться ехать на Базу, это действительно неженская работа, и Карпушкину следовало это понимать. Впрочем, он уже за это поплатился.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты ведь была сегодня в офисе? Разве не знаешь, что там происходит?
— Я приехала туда уже после восьми, никого в кабинете не было. Так что я пропустила?
— Карпушкин написал заявление об увольнении.
Моя челюсть медленно, но верно съезжает вниз.
— Что? Но… как? То есть, почему?
Она вздыхает:
— Помнишь то совещание, на котором ты вызвалась заменить Руслана? Ты ведь тогда сразу убежала собираться, чтобы успеть на Базу до начала следующего рабочего дня, а совещание-то продолжилось. После того, как ты ушла, Леманн спросил Карпушкина, что он думает по поводу твоего предложения и отъезда. Карпушкин сказал, что не видит в этом ничего противоестественного. Леманн спросил, позволяет ли Карпушкину совесть отправлять женщину в такое место строить вахтовиков, когда с этим не каждый мужчина справится. Наш ответил, что ты же сама вызвалась, никто тебя не заставлял. А Леманн… тогда спросил: отчего же сам Карпушкин никогда не вызывается? Вот сейчас, к примеру, готов ли Карпушкин тебя догнать и остановить, сказать, что разберется сам. Ну и Карпушкин… ты же его знаешь, он вообще отчета своим словам не отдает. Он заявил, что
Я слушаю ее рассказ с широко открытыми глазами. Получается, Карпушкин увольняется из-за меня?..
— Карпушкин увольняется из-за своей полной некомпетентности, — заявляет Артур. Я даже не удивляюсь его безапелляционному тону: наверняка Майка рассказывает ему все, что происходит у нас на работе, и, зная его, можно полагаться на то, что его мнение будет объективным.
Артур между тем подходит к жене — она запрокидывает голову — и целует ее в лоб. Вроде такой невинный жест — но я смущаюсь и утыкаюсь носом в кружку: слишком интимный момент.
— Ему давно следовало бы покинуть свой пост. Возможно, как подчиненному ему нет цены, но он не руководитель. Не стоит винить себя за то, что человек занимал не свое место.
— Не свое место? — задумчиво повторяю я.
Артур кивает, а затем спокойно делает глоток из чашки жены. Во мне начинает глухо подниматься ропот: а можно без всей этой… романтики?
— Даже та же Утюжкова справилась бы гораздо лучше него.
— Ты серьезно? — вскидывается Майка.
— Вполне. У нее хорошие организаторские способности, волевой характер, большой опыт работы в вашей сфере и непререкаемый авторитет. Из нее получился бы отличный руководитель.
— Откуда такие выводы? Ты видел ее на вечеринке едва ли пару часов!
Артур улыбается:
—
Глава 43
Майка открывает рот, закрывает, вновь открывает:
— Неужели я настолько ее нахваливала? — морщится она.
— Это не было похоже на похвалу, скорее, наоборот. Но если отделить твое личное мнение и оставить голые факты, вывод напрашивался сам собой. Пойду поработаю, буду в кабинете.
Майка провожает мужа взглядом, затем задумчиво тянет:
— Думаешь, Леманн того же мнения об Утюжковой?
Я неуверенно качаю головой — без понятия.
Ночую я в «своей» спальне. Утром Артур отвозит нас обеих на работу — и я по достоинству оцениваю преимущества личного автомобиля.
В кабинете еще никого нет. Майка традиционно первым делом включает отопление и тут же ставит чайник. Я наспех хватаю кое-какие документы и бегу к Злотникову. Последний шумно выдыхает, но возражений не следует — и к десяти мы уже прибываем на Базу.
Короткая встреча с начальником одного из участков — и вот в моем распоряжении тот же офис-вагончик, где тогда мы с Русланом опрашивали Романова, но теперь опрос веду я одна. Впрочем, это сложно назвать опросом: вахтовики заходят по одному и расписывают события того дня, когда с Бурковым произошел несчастный случай.
— Нас уже допрашивали полицейские, — говорит мне Верховицкий, едва успев войти. Я его знаю: он работает в одной бригаде с Бурковым, и если последний огрызался на меня открыто, то Верховицкий выражал мне свое негодование невербально.
— Я в курсе, — нейтрально отвечаю я, — но я не из полиции, а из отдела охраны труда, и это стандартный опрос свидетеля несчастного случая. Возьмите вот этот бланк, укажите свои данные, а затем буквально по минутам восстановите события того дня.
Верховицкий пару секунд смотрит на меня сверху вниз, но затем садится, берет протянутую мной ручкой и начинает писать корявым, неразборчивым почерком. Мысленно сочувствую Ванюше — потом ему придется пробиваться через эти дебри закорючек, чтобы перевести опрос свидетеля для архива немцев.