Delirium?

— Ну ладно, хорошо, хорошо, сдаюсь. Я был так чертовски голоден, а она такая аппетитная твоя монета с изображением пресвятого колумбария, я таких никогда не пробовал прежде. Где достал? Не поделишься секретом, а? Все, понял, больше не надо, а то у меня все шестеренки дребезжат от подобного обращения. Я же не виноват, что в меня впихнули всю эту чертову прорву информации, не удосужившись мало-мальски систематизировать, что я сам порой путаюсь. Кинь-ка еще монетку, может, на этот раз повезет.

— Фиг тебе.

— Ну, всего лишь еще одну, — канючил автомат. — Чего тебе стоит. По моим подсчетам сейчас благоприятная вероятность получить требуемые сведения составляет один к четыремстам миллионам семьсот пятидесяти тысячам восьмидесяти шести. Торопись! Отношение может непоправимо измениться в любую секунду.

Не обнадеженный прогнозом, я собрался уходить, когда нищий гадко так хихикнул.

— А ведь я мог бы тебе помочь, не будь ты таким жадным. Но ты предпочел безмозглую железяку собрату по виду. Что же, иди теперь навстречу незавидной судьбе, больше я тебе ничего не скажу.

— Все, что пожелаешь! Только снизойди, о, почтенный! — воззвал я.

— Так и быть, — смягчился попрошайка. — Ты должен освободить одного узника, помочь адаптироваться, рассказать, что да как, бедняга полагает, что все еще жив. А для этого тебе придется сражаться…

— Только не это!

— Тогда ты никогда никуда не попадешь, — жестко отрезал нищий. — Вот, обживайся, — он подвинулся на край покрытой ковром копошащихся паразитов рогожи.

— Ну, хорошо, — сдался я, — что мне придется сделать?

— Сломай машину. Внутри ты найдешь ружье Париса.

При этих словах автомат попятился, на мятых его боках выступил конденсат.

— Нет! — отрезал я. — Я не могу.

Нищий зло усмехнулся.

— Ну, ты же смог убить его? А меня? Что я тебе сделал, что ты оставил умирать меня от брюшного кровотечения? Между прочим, довольно болезненная процедура, и спасти практически невозможно. Кстати, нас сожгли вместе.

От содеянного не убежишь, от совести не скроешься, и от кары не отвертишься. Я шагнул к автомату.

— Ты же не собираешься действительно это сделать? — озабоченно спросил тот, пятясь.

— Собираюсь.

В отличие от остальных, мне было жаль его, несовершенное творение несовершенных творцов. Я наблюдал, как нищий алчно подбирает рассыпавшиеся средь обломков сверкающие монеты, и меня тошнило от этого зрелища.

— Готов? — спросил нищий, бывший Майклом.

Я передернул затвор.

— Тогда поехали, — и выпустил колечко дыма.

* * *

Ставшее дворцом.

Который возвышался среди запущенного парка, где буйная зелень скрывала вяло текущие целебные минеральные источники и коварные ямы-ловушки. Вход сторожила пара гранитных коней, один из которых развернут не в ту сторону.

Угрюмые привратники в ливреях, чьи отрезанные языки висят на серебряных цепочках на жилистых шеях, распахнули стеклянные двери, сверля крохотными, глубоко посаженными глазками. Мой затылок буквально горел, пока я ступал по широкой полосе побитого молью ковра; и вот, не доходя до лестницы, не выдерживаю напряжения, бросаюсь на пол и, перекатившись на спину, двумя точными выстрелами укладываю вытаскивающих спрятанные пистолеты убийц. Краем глаза улавливаю движение с боку — нацеленный за стойкой гардероба обрез. Выстрел — и еще один, выронив оружие, падает на дверцу стойки, и, распахивая ее, валится на ковер.

Слишком легко, неправдоподобно легко, словно тир, или душа профессионального убийцы.

Вверх по лестнице, что уперлась в деревянную дверь, украшенную рельефными сценами изуверских пыток.

— … работал, на кого не следовало бы. Как-то пошел открывать дверь почтальону, а когда вернулся досматривать телевизор, оказалось, что минул ровно день, минута в минуту. Поганцы все правильно рассчитали — даже куда я с перепугу рвану. Накачали психотропными средствами, имплантировали миниатюрный ядерный заряд, да и взорвали его и меня вместе с ним в определенном месте.

— Да ну тебя, все, кончаем трепаться. Лично я иду, проверю, что там был за шум.

— Да брось, какая уже разница! Тут постоянно что-то происходит, да хрень всякая случается.

Шаги.

Я ногой распахиваю дверь. В сторону отлетает сбитый с ног охранник, вслед ему летит заряд дроби. Еще двое — за низким столиком, где карты и выпивка, влажные пуповины протянуты от основания лысых черепов прямо в стены, руки, проворно метнувшиеся за оружием… Но было слишком поздно, оба последовали следом за своим товарищем.

Прорвался. Что дальше?

А дальше начиналась узкая кромка, змеящаяся над пропастями, полными разнообразнейших орудий, так или иначе осквернивших себя убийством живых существ. А на горизонте маячила апокалипсическая шевелящаяся пирамида голов, которую венчает одна единственная. Величайшего негодяя в истории. А может, праведника.

Возвращаюсь, а холл встречает недружелюбным кирпичным тупиком, закрывшим выход. Какие-то маленькие пушистые зверьки уже подбираются к телам привратников.

Испустив смрадный ветер, распахнулась пасть бокового туннеля, и я с опаской прошел меж оскаленных клыков-сталактитов, терять-то мне в сущности нечего.