Дело № 113

От удивления лицо Фанферло приняло такое странное выражение, что Лекок засмеялся.

— Да, это были вы! — повторил пораженный сыщик. — Вы были этим высоким господином, который мозолил мне глаза и в котором я все-таки вас проморгал! Ах, какой вы удивительный актер, если бы вы знали! А я… я только клоун, и больше ничего!

— А знаешь ли ты, что нужно делать, чтобы тебя никто не узнал? Ты думаешь, что главное — это широкая борода и блуза? Как бы не так! А твои глаза, несчастный! Прежде всего изменяй выражение твоих глаз. В этом весь секрет.

Так вот почему Лекок, у которого глаза были быстрее, чем у рыси, всегда появлялся в официальных местах не иначе, как в золотых очках!

— В таком случае, — обратился к нему Фанферло, — вам, вероятно, известно и то, почему именно Жипси покидает номера «Архистратига», почему она не желает больше свидания с Кламераном и зачем именно ей понадобились костюмы?

— Она поступает так по моему совету.

— В таком случае мне остается только одно удовольствие — это признать себя дураком.

— Нет, нет, — возразил мягким тоном Лекок, — ты не совсем еще дурак. Ты только виноват в том, что взялся за дело, которое тебе не по силам. Ну, подвинул ли ты следствие вперед хоть на один шаг? Нет! А все это оттого, что у тебя не хватает хладнокровия. Прими же от меня в подарок один афоризм, запомни его, и пусть он послужит тебе на пользу: «Кто желает быть первым, пусть будет последним».

— Значит, вам известен уже и виновный?

— Столько же, сколько и тебе, даже меньше: ты уже составил себе хоть какое-нибудь убеждение, а я до сих пор не имею никакого. Ты утверждаешь, что виновен не кассир, а сам банкир, а я даже не берусь сказать тебе, прав ты или не прав. Я взялся за дело уже после тебя и сделал в нем только первые шаги. Я уверен, что самое главное в нем — это одна только царапина на дверце кассы. Вот и все мое убеждение!

Лекок взял со стола сверток, развернул его и разложил перед собою массу рисунков. На одном из них была сфотографирована дверца кассы. Все мельчайшие подробности ее были воспроизведены с громадной точностью. Сразу можно было узнать пять подвижных кнопок с выгравированными на них буквами и узкую замочную скважину, выступавшую бугорком на дверце. Царапина была воспроизведена с замечательной чистотой отделки.

— Вот наша царапина, — указал Лекок. — Она идет сверху вниз, от самой скважины, по диагонали, и — заметь это — слева направо, то есть, другими словами, со стороны двери, ведущей к потайной лестнице из апартаментов банкира.

— Это совершенно верно, — отвечал Фанферло.

— Конечно, ты думаешь, что эту царапину сделал автор кражи? Посмотрим, прав ли ты. У меня есть маленькая железная касса, выкрашенная так же, как и у Фовеля, в зеленую краску. Вот она. Возьми ключ и попытайся-ка ее исцарапать.

Сыщик немедленно повиновался приказанию и с силою стал проводить по краске ключом.

— Черт возьми! — воскликнул он после двух или трех раз. — Краска-то не поддается!

— Совершенно верно. Следовательно, та царапина была сделана не дрожавшею рукою вора, который не попадал, как ты думаешь, в скважину ключом, а кем-то другим.

— Вот так история! — воскликнул пораженный Фанферло. — А мне это даже и в голову не приходило, что кем-то другим.

— Чего тебе! Я и то ломал голову над этим целых три дня и только вчера лишь догадался! Теперь давай вместе исследуем, правильны ли мои предположения, чтобы считать их отправной точкой в моих исследованиях.

И, оставив фотографию, он подошел к двери, которая вела из его кабинета в спальню, достал ключ и сжал его в пальцах.

— Подойди сюда, — обратился он к Фанферло. — Стань здесь, сбоку от меня… так. Предположим теперь, что я желаю отпереть эту кассу, а ты хочешь, чтобы я ее не отпирал. Когда я коснусь ключом скважины, что ты сделаешь первым делом инстинктивно?

— Я схвачусь обеими руками за вашу руку и быстро потащу ее к себе, чтобы вы не попали в замок ключом.

— Совершенно верно. Давай-ка сделаем репетицию!

Фанферло повиновался и ключ который Лекок уже держал у скважины, отдернутый в сторону, скользнул по дверце и провел по ней черту точь-в-точь такую же, как и на кассе Фовеля, сверху вниз и по диагонали справа налево, в том самом виде, как это было указано на фотографии.

— Так, так… — удивился Фанферло.

— Теперь ты понимаешь?

— Понял! Теперь уж поймет и грудной младенец. Ах, какой вы удивительный человек! Точно вы там были сами! Итак — один воровал, а другой удерживал его от этого воровства. У кассы было двое лиц, это так ясно, так очевидно, что теперь уж я и сам убежден…

— Ну а как ты думаешь, какие могут быть последствия от этого предположения?

— Мое чутье не обмануло меня: кассир невиновен.

— Почему?

— Потому что кто ему может помешать открывать кассу, когда ему вздумается? Станет он приглашать свидетеля присутствовать при краже! Как же!

— Совершенно справедливо. Но в таком случае невиновен и банкир! Сообрази-ка хорошенько!

Фанферло подумал, и все его одушевление исчезло.

— Это верно, — сказал он тоном горького разочарования. — Это верно. Но что же теперь нам делать?