Дело № 113

Господин Фовель одобрил эту идею. До него доходили слухи о расточительности Рауля, да и сам он уже неоднократно давал ему взаймы денег. Убежденный в том, что молодой человек без занятий способен на одни только глупости, он предложил ему место корреспондента, назначив ему жалованье по пятьсот франков в месяц.

Предложение это очень обрадовало Рауля, но, получив приказание от Кламерана, он отказался от него наотрез, отговорившись тем, что не чувствует ни малейшего призвания к банковской деятельности.

Этот отказ так обидел банкира, что он сказал ему несколько резких слов и объявил ему, чтобы тот больше уже не рассчитывал на его услуги. Это послужило Раулю предлогом демонстративно перестать у них бывать.

Это затишье после стольких жестоких издевательств показалось Мадлене подозрительным. Она понимала, что это спокойствие, которое обыкновенно предшествует буре, было предвестником какого-то страшного, гибельного шторма. Она не говорила тетке ничего о своих предчувствиях, но приготовилась ко всему.

— Что-то они замышляют? — не раз говорила госпожа Фовель. — Будут ли они нас снова преследовать?

— Да, — шептала и Мадлена. — Что-то они замышляют?

И если Рауль и Кламеран не подавали и признаков жизни, так это только потому, что они, как охотники на тяге, подстерегали своих жертв. Они выжидали только удобного момента.

Следя за каждым шагом Проспера, Рауль прилагал все свои старания к тому, чтобы завлечь его в такую передрягу, где он потерял бы свою честь навсегда. Но, как он и предвидел, безучастное отношение кассира ко всему служило ему большим препятствием.

Кламеран начал терять терпение и стал уже подыскивать более верное средство, когда однажды ночью, в три часа, его разбудил вдруг Рауль.

— Что случилось? — спросил с беспокойством Луи.

— Может быть, ничего, а может быть, и все, — отвечал Рауль. — Я сейчас только от Проспера.

— Ну?

— Я повез его обедать, пригласил также Жипси и еще троих из моих знакомых. После обеда я затеял громадную игру в баккара, но Проспер был такой кислый, что я не мог его втянуть.

Разочарованный Луи сделал недовольное движение.

— Ты сам кислый, — проворчал он. — Ходишь только беспокоить среди ночи людей из-за такой ерунды!

— Подожди, я еще не окончил.

— Так говори же, черт возьми!

— Окончив игру, мы стали ужинать. Проспер, хмелея все больше и больше, сболтнул слово, на которое запирается касса.

Кламеран вскрикнул от удовольствия.

— Какое же это слово? — спросил он.

— Имя его любовницы.

— Жипси!.. Да, это так! Всего только пять букв.

Он был очень возбужден и взволнован, встал с постели, надел халат и зашагал по комнате.

— Попался-таки! — сказал он с выражением удовлетворенной ненависти. — Теперь уж он в наших руках! И если этот хваленый кассиришка сам не хочет обворовывать свою кассу, так обворуем мы за него, и, как ни вертись, влопается-то все-таки он! Теперь слово в нашем распоряжении, остается только достать ключ. Ты ведь знаешь, куда его кладут?

— Когда господин Фовель уезжает, он почти всегда оставляет ключ в своей комнате в одном из ящиков письменного стола.

— Отлично! Ты пойдешь к госпоже Фовель и потребуешь от нее этот ключ. Если она не согласится его отдать, употреби силу. Что с ней церемониться! Получив ключ, ты отопрешь кассу и возьмешь все, что в ней находится… Ну-с, господин Проспер, дорого же вам обойдется любовь к девушке, которую люблю и я!

— Не радуйся заранее, — сказал Рауль. — Трудностей еще немало.

— Я их вовсе не вижу.

— Проспер может завтра же переменить это слово.

— Это верно, но маловероятно. Он, должно быть, уже и позабыл то, о чем сболтнул. Во всяком случае мы поспешим.

— И это еще не все. Согласно строгому предписанию господина Фовеля, в кассе оставляют на ночь только очень незначительные суммы.

— Стоит только мне захотеть, и в ней оставят громадную сумму.

— Как это?

— У господина Фовеля сейчас лежат мои четыреста тысяч. Я закажу их платеж рано утром, в момент открытия банкирской конторы. Тогда их положат в кассу на ночь.

— Какая мысль! — воскликнул пораженный Рауль, хотя и опасался со стороны госпожи Фовель непобедимого сопротивления. Будучи побежденной, она, наверное, признается мужу во всем, а тем более если почувствует в своей душе угрызения совести.

Но Луи этого не опасался.

— Жертва влечет за собою жертву, — отвечал он. — Она уже слишком много делала для нас, чтобы не соглашаться на все что угодно. Для нас она предала свою приемную дочь Мадлену, предаст и этого молокососа, который для нее совсем чужой.

— Так-то так, только в глазах Мадлены Проспер все-таки не будет бесчестным.

— Ты просто ребенок, милый племянничек!

И они обдумали весь план действий и самое легчайшее его осуществление.

— Если это действительно то самое слово, — проговорил Рауль, — то Проспер погиб!..

И сообщникам больше ничего не оставалось делать, как только обсудить частности и назначить день к приведению в исполнение их возмутительного замысла. Они решили, что преступление может быть совершено вечером 27 февраля.