Дело № 113

Они выбрали именно этот вечер потому, что Рауль знал, что господин Фовель будет обедать у одного из своих друзей и что Мадлена приглашена на вечеринку к подруге. И без всякой помехи Рауль отправится в этот вечер к Фовелям в половине девятого, когда его мать во всем доме будет одна.

— Сегодня же, — сказал Кламеран, — я пойду к Фовелю и потребую, чтобы деньги были приготовлены к утру во вторник.

И, сказав друг другу «до завтра» и пожелав успеха, Рауль и Кламеран расстались.

Кламеран был так рад, что позабыл даже о той бездне грязи, которая еще отделяла его от успеха. Рауль был спокоен и полон решимости. Подлое дело, которое он должен был совершить, возбуждало его своей проклятой властью. Он ни о чем больше не думал, как только о самостоятельности, о финансовой независимости. Даже Луи так не думал о Мадлене.

И все шло так, как условились эти двое негодяев. Банкир позабыл о своем постановлении и из любезности сделал распоряжение о выдаче денег именно в условленный час, а Проспер пообещал, что деньги к назначенному времени будут уже на месте.

Уверенность в успехе сводила Луи с ума. Он считал часы и минуты. Наоборот, Рауль становился все печальнее и печальнее. Размышления о предстоящем деле раскрывали перед ним всю его гнусность.

Рауль был настоящим бандитом, смелым, ужасным во всем, что касалось исполнения его алчных желаний. Он мог красть с веселым видом, мог пырнуть своего врага кинжалом из-за угла и после этого спокойно спать, но он был молод.

Он был молод, и порок еще не успел проникнуть в него до мозга костей; испорченность еще не настолько поработила его душу, чтобы заглушить в ней последние остатки благородных чувств.

И его решимость, такая твердая накануне, все ослабевала по мере того, как приближалась решительная минута.

— Ты боишься? — спросил его Кламеран, с беспокойством следивший за его внутренней борьбой.

— Да, — отвечал Рауль. — У меня нет твоей силы воли и я боюсь.

— Как! Ты? Мой ученик, мой друг? Это невозможно! Черт возьми, бодрись! Побольше энергии, еще один взмах веслом — и мы у берега. Это нервы. Пойдем обедать, стакан бургонского тебя подправит.

И они отправились на бульвар, зашли в один первоклассный ресторан, в котором часто бывали, и потребовали себе отдельный кабинет.

Но напрасно Луи старался быть веселым: он не мог развеселить своего товарища.

Рауль оставался мрачным и бледным. В кабинете пробило восемь часов.

— Пора! — сказал Луи.

Рауль побагровел, зубы его застучали. Он хотел встать и не мог. Ноги отказались ему служить.

— Ах, я не могу! — воскликнул он с болью и отчаянием.

Огонь сверкнул в глазах у Кламерана. Неужели всем его комбинациям суждено пропадать даром? Но он овладел собой, сообразив, что малейшая вспышка может погубить все дело. И он быстро позвонил. Пришел слуга.

— Бутылку портвейна, — обратился к нему Кламеран, — и бутылку рому!

Слуга подал, Луи налил в большой стакан того и другого, смешал и поднес Раулю.

— Пей! — сказал он.

Одним глотком Рауль осушил стакан. Затем он встал и, стукнув кулаком по столу, воскликнул:

— Идем!

Но, не сделав и двадцати шагов по бульвару, он почувствовал, что энергия, вызванная в нем алкоголем, оставляет его.

И он взялся за руку Кламерана.

— Помни хорошо о том, что мы придумали, — сказал ему Кламеран. — Главное — уметь войти. От того, с каким видом ты войдешь, зависит все! Пистолет с тобой?

— Да, да, оставь меня…

Очутившись у дверей дома Фовелей, Рауль почувствовал новый упадок сил.

— Бедная женщина! — воскликнул он. — Несчастный тот человек, которому я только вчера еще пожимал руку, а сегодня уже подтолкну на гибель!.. Ах, как это подло, как подло!

— Да ну же! — оборвал его Кламеран со злобой. — Я, кажется, в тебе ошибся!

Но в это время низменные инстинкты взяли над Раулем верх, он подбежал к двери и позвонил. Ему отворили.

— Тетя дома? — спросил он у лакея.

— Барыня одна, в своем будуаре, — отвечал слуга.

Рауль стал подниматься наверх.

Глава XX

Кламеран сказал Раулю:

— Главное — это уметь войти. Сам твой вид должен оказать такое действие, чтобы не нужно было больше никаких объяснений.

Но это предупреждение оказалось излишним.

Войдя в будуар, Рауль был так бледен и так расстроен, его глаза выражали такое замешательство, что, увидев его, госпожа Фовель не могла удержаться, чтобы не вскрикнуть:

— Рауль!.. Какое еще несчастье?

Звук этого голоса, полный нежности, произвел на молодого бандита впечатление электрического удара. Дрожь пронзила его с ног до головы. Но он не оробел. Луи не ошибся: Рауль вошел в свою роль, он был на сцене, самоуверенность вернулась к нему, его плутовская натура одержала верх.

— Меня, мама, постигло несчастье… — отвечал он. — Но это уж последнее!..

Госпожа Фовель никогда еще не видала его таким. Взволнованная, вся затрепетав, она поднялась с места, подошла к нему и, посмотрев ему прямо в глаза, старалась прочитать в них всю его душу.

— В чем дело? — настаивала она. — Рауль, мой сын, отвечай же!

Он ласково отстранил ее от себя.

— В том, — отвечал он задыхающимся голосом, — в том, что я не достоин тебя, не достоин своего честного, благородного отца!