Дело Аляски Сандерс

Еду к нему. Он сказал, что без меня впадает в отчаяние. После того неудачного 4 июля я себе обещала больше туда не возвращаться, но он нуждается в моем присутствии, и я не могу его бросить. Он даже готов был приехать за мной на машине, но я хотела избавить его от поездки, да еще с этим идиотским парадом, когда весь город перекрыт. Никогда не понимала, что привлекательного в этих гигантских омарах.

Я сажусь в автобус. И как только занимаю свое место, мое тело начинает сгорать от нетерпения. У меня только одно жадное желание — снова увидеть его. Замкнуться с ним в нашем пузыре, в нашем раю.

Когда звучит туманный горн, мое сердце подпрыгивает, я знаю, что он совсем близко. Мы встречаемся с ним в бухте, там, где нас никто не найдет. Где нам никто не помешает. Это место уединенное.

В этом сером доме среди красных кленов, там, где я чувствую себя женщиной. Мы можем быть вдвоем. Мы защищены.

— В этом тексте, — пояснил Гэхаловуд, — Элинор описывает свой путь на автобусе в следующий раз после катастрофы четвертого июля. Думаю, речь идет о той поездке в Рокленд, о которой говорила Стефани Лэхен. Элинор пишет про омаров, а омары — это штат Мэн, то есть мы снова возвращаемся к Рокленду…

— Пока все понятно, сержант, — сказала Лорен.

— Еще Элинор упоминает парад, — продолжал Гэхаловуд. — Я справился, бывает ли в августе в Мэне парад, эмблемой которого служит омар. Ни за что не догадаетесь: с 1947 года в Рокленде, штат Мэн, ежегодно проходит Фестиваль омара, в ходе которого по центру города движется шествие гигантских омаров.

— Элинор едет к возлюбленному в Рокленд, в серый дом среди красных кленов, — подытожил я. — Звучит туманный горн, наверное, там поблизости маяк, это сужает область наших поисков.

Гэхаловуд кивнул, глядя на нас с Лорен:

— Вы понимаете, что нам остается сделать…

— Едем в Рокленд! — воскликнула Лорен.

* * *

До Рокленда было три часа езды. Нам, видимо, предстояло там ночевать, поэтому мы взяли с собой кое-что из вещей.

Рокленд с пригородами раскинулся на сорока квадратных километрах. Несмотря на упоминание маяка поблизости, найти там серый дом было делом нелегким. Для пущей эффективности мы выехали на двух машинах: в одной — мы с Гэхаловудом, в другой — Лорен.

До места мы добрались ближе к полудню и сразу принялись за дело: Лорен должна была прочесать северную часть города, Гэхаловуд — южную. А я пешком обойду центр, магазин за магазином, буду показывать торговцам фото Элинор в надежде пробудить давно забытые воспоминания.

Весь день мы только и делали, что брали ложный след: обнаружили несколько серых домов, и с кленами, и без. Каждый раз все приходилось проверять до мельчайших деталей, и каждый раз мы промахивались. То дом был построен после 1998 года. То двенадцать лет назад он был другого цвета, а позже перекрашен. То в нем жил мужчина либо слишком молодой, либо слишком старый, чтобы в то время быть любовником Элинор. Гэхаловуд запросил помощь полиции Рокленда, и та проявила большую готовность сотрудничать. Безрезультатно. Что до моего обхода торговых точек с фото, это оказалось пустой затеей.

Близился вечер, а мы так и не напали на след. Лорен сдалась и решила вернуться в Маунт-Плезант. Мы с Гэхаловудом продолжали искать до поздней ночи. Когда стало совсем темно, хоть глаз выколи, мы остановились в мотеле. Несмотря на дневную усталость, мы были слишком возбуждены, чтобы спать. Сидели на пластиковых стульях перед своими номерами, потягивали пиво из банок.

— С вами все в порядке, писатель? — спросил Гэхаловуд. — Вы, похоже, сегодня не в своей тарелке. За весь день слова не проронили, не похоже на вас. Мне не хватало вашей несносной трескотни.

— Это из-за Лорен, сержант.

— А, вот вы сказали, и в самом деле, выглядели вы перед ней не шибко непорочным.

— Знаю… я сглупил.

— Сильно?

— И да, и нет. Я ей наврал, а это всегда нехорошо. Я привязан к Лорен… Но задаю себе множество вопросов…

— Насчет чего?

— Насчет одной старой истории, я вам как-нибудь расскажу.

— Как будете готовы — я весь внимание.

— Сержант, как вы поняли, что Хелен — то, что надо?

Гэхаловуд пожал плечами:

— Хотите честно?

— Да.