Дело Аляски Сандерс

Я решил пройтись по декорациям. Все казалось таким настоящим — улица, тротуары, фонари, витрины. Я зашел в кафе, восхищаясь тщательной проработкой деталей. У меня было чувство, что я гуляю по собственному роману. Я протиснулся за стойку с горой сэндвичей и выпечки: все, что попадало на экран, должно было выглядеть реальным.

Созерцание мое длилось недолго. Из задумчивости меня вывел чей-то голос:

— Официантом заделались, Гольдман?

Это был Рой Барнаски, эксцентричный генеральный директор издательства “Шмид и Хансон”, печатавшего мои книги. Утром он без предупреждения прилетел из Нью-Йорка.

— Кофе, Рой? — предложил я, беря пустую чашку.

— Лучше дайте какой-нибудь сэндвич, умираю с голоду.

Я понятия не имел, насколько вся эта еда съедобна, но без колебаний протянул Рою сооружение с индейкой и сыром.

— Знаете, Гольдман, — заявил он, жадно впиваясь в толстые ломти, — этот фильм произведет фурор! К тому же мы собираемся выпустить специальное издание “Г как Гольдштейн” — это будет сенсация!

Тем, кто читал “Правду о деле Гарри Квеберта”, известно, насколько неоднозначными были мои отношения с Роем Барнаски. Всем остальным достаточно знать, что его симпатии к авторам зависели от того, сколько он мог сделать на них денег. Два года назад он обливал меня помоями за не сданный вовремя роман, зато теперь, после рекордных тиражей “Правды о деле Гарри Квеберта”, я занимал особое место в его пантеоне кур, несущих золотые яйца.

— Вы, Гольдман, небось, на седьмом небе, — продолжал Барнаски, явно не понимая, что мне не до него. — Книга имеет успех, а теперь еще фильм. Помните, два года назад я из кожи вон лез, чтобы роль Алисии играла Кассандра Поллок, а вы меня бранили почем зря. Видите, оно того стоило! Все в один голос твердят, что она потрясающая!

— Да уж, Рой, это я вряд ли когда забуду. Вы всех убедили, что она моя любовница.

— И каков результат! У меня отличный нюх, Гольдман! Потому-то я и большой босс! Кстати, я приехал поговорить с вами на очень важную тему.

С той самой минуты, когда он внезапно заявился на съемки, я знал, что в Монреаль он прилетел не просто так.

— О чем речь? — спросил я.

— Есть новость, она вас обрадует, Гольдман. Мне хотелось сообщить ее вам лично.

Барнаски подстраховывался — нехороший знак.

— Рой, говорите прямо.

— Мы вот-вот заключим контракт на экранизацию “Правды о деле Гарри Квеберта” с MGM! Это будет грандиозно! До того грандиозно, что они хотят как можно быстрее подписать предварительное соглашение.

— Не думаю, что мне хочется делать из этого фильм, — сухо отозвался я.

— Да вы сперва на контракт взгляните, Гольдман. Одна подпись — и два миллиона долларов ваши! Калякаете свое имя внизу страницы — и бах! — на ваш банковский счет падают два миллиона долларов. Не считая процентов от прибыли и всего остального!

Мне совершенно не хотелось с ним объясняться.

— Поговорите с моим агентом или адвокатом, — предложил я, чтобы закончить разговор.

Барнаски взъярился не на шутку:

— Если бы меня интересовало мнение вашего говенного агента, я бы не таскался в такую даль!

— Это не могло подождать, пока я вернусь в Нью-Йорк?

— Вернетесь в Нью-Йорк? Вы же как ветер, Гольдман, если не хуже, — на месте не сидите!

— Гарри не хотел бы фильма, — поморщился я.

— Гарри? — поперхнулся Барнаски. — Гарри Квеберт?

— Да, Гарри Квеберт. Вопрос закрыт: я не хочу фильма, не хочу опять во все это погружаться. Хочу забыть это дело. Перевернуть страницу.

— Нет, вы только послушайте этого хныкающего крошку! — взвился Барнаски, не терпевший возражений. — Ему дают целый черпак икры, а деточка Гольдман капризничает и не желает открывать ротик!

С меня было довольно. Но Барнаски уже сам жалел о своей грубости и попытался ее загладить.

— Давайте я объясню вам замысел, милый Маркус. — Голос его источал мед. — Вот увидите, вы передумаете.

— Сначала я передохну.

— Поужинаем сегодня вдвоем! Я заказал столик в ресторане в старом Монреале. Часиков в восемь?

— У меня вечером встреча, Рой. Поговорим в Нью-Йорке.

Оставив его стоять где стоял, с суррогатным сэндвичем в руке, я направился от съемочной площадки к главному входу в студию. Там, прямо у широких двойных дверей, расположился киоск с фастфудом. Каждый день после съемок я подходил к нему выпить кофе. Продавщица была всегда одна и та же. Прежде чем я успел сказать хоть слово, она протянула мне картонный стаканчик с кофе. Я благодарно улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Люди часто мне улыбаются. Только теперь я уже не знаю, улыбаются они мне как брату по разуму, которого встречали, или как писателю, которого читали. В этот момент продавщица достала из-под прилавка экземпляр “Правды о деле Гарри Квеберта”.

— Вчера дочитала. Ах, какая книжка, не оторвешься! Вы не могли бы мне ее надписать?

— С удовольствием. Как вас зовут?

— Дебора.

Дебора, ну конечно. Она мне уже десять раз говорила.

Я вытащил из кармана ручку и написал на форзаце ритуальную фразу, которую придумал для посвящений:

Деборе,

которая теперь знает всю правду о деле Гарри Квеберта.

Маркус Гольдман