Дело Арбогаста

Этот вопрос задал доктор Куртиус.

— Это общеизвестная психологическая ситуация: преступник возвращается на место преступления.

— В таком случае следовало бы распустить уголовную полицию. Достаточно расставить на местах преступления людей с сачками — так оно и дешевле будет, — пробормотал Клейн достаточно громко, чтобы его расслышали в зале.

Оттуда и впрямь донеслись смешки.

— Теперь я должен сделать замечание вам, господин адвокат. Будьте серьезнее!

— Но поймите и меня! Четыре года мне пришлось вести отчаянную борьбу, причем бесплатно. Я запустил практику, подрастерял клиентуру — и все для того, чтобы вытащить этого несчастного из каторжной тюрьмы. А все потому, что дело тогда вели черт знает как и строили следствие на пошлых прибаутках!

— Это — сознательное искажение истины и принижение результатов нашей деятельности. Данный человек в высшей степени подходил на роль главного подозреваемого. — Эстерле впервые обратился непосредственно к адвокату. — Хотя Арбогаст и отрицал умысел на убийство, он однако же признался в том, что сдавил женщине шею, набросившись на нее сзади. Он заявил даже, что такой опыт имелся у него и ранее. Женщины, мол, от этого проявляют большую прыть.

— Вам никто не давал слова, господин свидетель!

Клейн только покачал головой, да и у обвинителей не нашлось новых вопросов к свидетелю. Судья отпустил Фердинанда Эстерле.

Напоследок вызвали Гезину Хофман, которую надо было допросить главным образом о том, в каких условиях были сделаны ею снимки на месте обнаружения трупа. Она рассказала о том, как мать разбудила ее в тот день спозаранок, потому что полиции срочно понадобился фотограф, как за ней заехали, как доставили ее на место, где она сразу же увидела в темных кустах белое женское тело.

— Это зрелище вас шокировало?

— Нет, отнюдь.

Шокировал Гезину, казалось, как раз только что заданный вопрос.

— Расскажите о своих впечатлениях поподробнее.

— Она была такая красивая.

Словно в поисках подтверждения этих слов Гезина быстро посмотрела в сторону Арбогаста, и тот спокойно и благожелательно кивнул ей. Он-то знал, какова была Мария.

— Что вы имеете в виду? — осторожно спросил судья Линднер.

Гезина Хофман посмотрела на него долгим взглядом светло-зеленых глаз и только потом ответила:

— Этого в двух словах не опишешь. Тогда было холодно и сыро, и все же Мария лежала так спокойно, словно все ей было нипочем, словно время над ней не властно.

— А вам самой в это время сколько было — семнадцать?

— Да, семнадцать. Совсем недавно исполнилось.

Она строго кивнула. Арбогаст смотрел на нее явно заинтересованно, как, пожалуй, ни на кого другого в ходе процесса. Особенно увлекли его ее губы, готовые, кажется, в любой миг раскрыться в улыбке, но тут же становящиеся серьезно поджатыми. На щеках у нее был едва заметный пушок.

— Все же несколько странно, что к изготовлению таких снимков привлекли столь юную особу.

Прокурор произнес это, вертя двумя пальцами карандаш.

— Мой отец тридцать лет был единственным фотографом во всем Грангате, но на тот момент он оказался уже слишком болен. Вскоре после процесса по делу Арбогаста он умер. Поэтому тем утром вызвали меня.

— Из-за вашего отца?

Гезина кивнула.

Когда ее некоторое время спустя отпустили и судья отложил дело до среды, Ганс Арбогаст проводил ее долгим взглядом до самой двери. Перед началом заседания Пауль Мор предложил ей по его окончании поужинать в “Серебряной звезде”, но она предпочла отправиться домой, хотя сначала и проводила его до гостиницы. До вечера писал Пауль репортаж из зала суда, передал его затем по телефону в редакцию и спустился в зал ресторана, успев еще посидеть с коллегами, а без четверти десять по первому каналу начали транслировать экранизацию романа Франсуазы Саган, которую непременно хотелось посмотреть Гезине и начало которой она все-таки пропустила, сервируя на кухне чай и бутерброды с колбасой. Когда она выкладывала на тарелку, предварительно разрезав пополам, огурчики домашнего засола, из комнаты донеслась музыкальная увертюра к экранизации. Гезина купила телевизор незадолго до смерти матери и поставила его в маленькой гостиной возле материнского дивана. После выпуска последних известий передали обращение правительства канцлера Брандта. После смерти матери она полюбила сидеть у голубого экрана. Экранизация называлась ”Через месяц, через год” — и Гезину интересовала прежде всего молодая Ханнелоре Эльснер с ее черными бровями и подведенными глазами, с которыми резко контрастировали волосы крашеной блондинки. Больше всего Гезине понравилась сцена, в которой Ханнелоре сидит на коврике посередине комнаты и курит, не шевеля при этом губами. Сама Гезина как раз не курила.

55

— Вскрытие проводилось при крайне неблагоприятных внешних обстоятельствах.

— Что вы имеете в виду?

— Вскрытие проходило в подсобном помещении морга. При крайне недостаточном освещении, в отсутствие делопроизводителя, при помощи хирургических инструментов и медицинских препаратов, не идущих ни в какое сравнение с тем, как обстоит дело в судебной медицине сегодня.