Дело бога Плутоса

Нарушительница спокойствия возмутилась. Боже мой, о чем речь! Из-за бокала грошового вина ее потащат в полицию? Да она немедленно даст интервью «Фигаро», где опишет все их жульнические штучки, всю их торгашескую жадность, и больше ни один приличный человек носа не сунет в это проклятое Монте-Карло!

– Ах, сударыня, – вздохнул метрдотель, – приличные люди и так не суют носа в Монте-Карло, так что терять нам совершенно нечего.

Барышня уперла руки в боки и стала похожа на Кармен. Глаза ее сверкали, черные волосы растрепались, тонкая, но сильная фигурка словно бросала вызов представительному метрдотелю.

– Я сию же минуту отправляюсь в гостиницу! – воскликнула она. – И только попробуйте меня задержать!

Метрдотель с величайшим сожалением ответил, что если мадам не заплатит, они вынуждены будут применить силу.

– Силу?! – вскричала барышня. – Вы – силу?!

И расхохоталась в лицо метрдотелю. Окружавшие их дамы и господа уже начали прислушиваться к перепалке и бросать в сторону барышни в фиолетовом любопытные и осуждающие взоры. Метрдотель щелкнул пальцами и в ту же секунду как из-под земли выросли два крепких официанта.

– В последний раз спрашиваю: намерены ли вы платить?

В голосе ресторанного Зевса громыхнул гром. И в этот критический момент со стороны столика, где сидели Загорский с Ганцзалином раздался небрежный голос:

– Прошу вас не беспокоить даму. Я заплачу за нее.

И действительный статский советник бросил на стол три монеты – одну в сорок и две – по пять франков. Один из официантов забрал деньги и метрдотель с поклонами удалился.

Барышня в фиолетовом наконец соизволила взглянуть на неожиданного спасителя.

– Благодарю вас, мсье, – сказала она. – Я верну эти деньги.

– Ни секунды в этом не сомневаюсь, – небрежно отвечал Загорский.

– Вы поступили благородно… – начала было она.

– Я просто не люблю лишнего шума, – прервал ее действительный статский советник.

Услышав это, барышня на секунду смешалась, потом закусила губу и, не прощаясь, с высоко поднятой головой прошла мимо. Спустя минуту ее поглотила праздно гуляющая вечерняя публика.

Ганцзалин с недоумением посмотрел ей вслед. Он почему-то подумал, что это и есть их куртизанка. Хозяин, однако, выглядел не менее озадаченным.

– Я и сам так подумал, – признался он помощнику. – По-видимому, мы ошиблись.

– Выходит, плакали наши пятьдесят франков! – возмутился Ганцзалин. – Она ушла и не стала знакомиться. Может, она думает, что мы сами за ней побежим?

– Похоже, мы стареем, – заметил Нестор Васильевич. – Не можем отличить приличную женщину от дамы полусвета.

– Надо больше тренироваться! – назидательно заключил помощник.

Загорский пожал плечами и предложил для начала отдать должное ужину, тем более, что заказ уже принесли. Однако насладиться традиционными французскими деликатесами им все-таки не позволили. Спустя десять минут, как из под земли, рядом с их столиком выросла барышня в фиолетовом платье.

– Вот мой долг, – сказала она, кладя деньги прямо на стол перед Нестором Васильевичем.

Он поднял на нее глаза и улыбнулся. Она, однако, и не подумала улыбнуться в ответ.

– Надеюсь, я ничего вам больше не должна, – проговорила она немного нервно.

Он несколько секунд загадочно глядел на нее, потом сказал:

– Я не могу принять от вас эти деньги.

– Но как же… Ведь вы заплатили за меня, – растерялась она.

Он несколько секунд молча смотрел на нее, потом неожиданно спросил, как ее зовут.

– Мони́к, – она глядела на него удивленно. – Моник Жамэ́.

Он засмеялся. Ну, разумеется, как еще могут звать таинственную незнакомку в Монако, если не Моник? Как она предпочитает трактовать свое имя – как «одинокую» или как «единственную»?

– Это зависит от того, кто спрашивает, – улыбнулась она.

Загорский кивнул. Не будет ли мадемуазель Моник так добра – не составит ли она компанию ему и его помощнику? Им вдвоем очень одиноко ужинать в этом райском месте, а Моник – единственная их знакомая тут и единственная, кто может это одиночество скрасить.

– Ах, – сказала она с досадой, – какой банальный каламбур. И вы такой же, как все мужчины. Вы тоже хотите за мной поволочиться.

Загорский усмехнулся. Нет-нет, у него гораздо более серьезные намерения.

– Какие же? – с любопытством спросила Моник, присаживаясь рядом с ним на стул, который услужливо подставил Ганцзалин.

– Я собираюсь угостить вас шампанским, расскажу о том, как я сегодня проигрался в казино, после чего мы расстанемся с вами навсегда.

Ганцзалин щелкнул пальцами, подзывая официанта, и тот немедленно принес им еще один бокал – для мадемуазель. Официант разлил шампанское по бокалам, Нестор Васильевич поднял свой:

– За знакомство!

Она молча подняла бокал и пригубила из него. Глаза ее сияли, в них отражался вечерний блеск фонарей.

– Вы, вероятно, думаете, что я пьяна и стану для вас легкой добычей, – сказала она, и язык у нее, действительно, слегка заплетался. – Так вот знайте, я никогда не знакомлюсь с мужчинами на улице. Вы слышите, никогда!

– Я так и подумал, – отвечал статский советник, – так и подумал, едва услышал вашу фамилию. Ведь вы – мадемуазель Жамэ, то есть мадемуазель Никогда.