Дело Бронникова

9-го ноября сего года на участке 5-го погранотряда ОГПУ был задержан неизвестный гражданин, пытавшийся уйти нелегально в Финляндию, который при задержании покушался на самоубийство путем вскрытия вен.

Как при задержании, так и в процессе следствия неизвестный категорически отказывался назвать свою фамилию и впоследствии выдавал себя за французского подданного принца Мюрата Люсьена Жерома, прибывшего якобы из Парижа со специальным заданием — совершить теракт над правительственной трибуной в октябрьские торжества в г. Москве, но из-за неудачи был вынужден пробраться обратно за границу.

После упорного и продолжительного запирательства неизвестный сознался, что он является не принцем Мюратом, а Крюковым Алексеем Алексеевичем, осужденным в 1932 году В. С. Коллегии ОГПУ по ст. 58–10 УК к заключению в концлагерь сроком на 10 лет, откуда совершил побег, имея намерения уйти нелегально за границу.

Задержанный Крюков вместе со следственным делом направляется в концлагерь, так как последний числится в бегах Белбалтлага. После разоблачения провокационных показаний Крюкова он написал собственноручные признания, которые по своему политическому и психологическому содержанию представляют значительный интерес.

Эти признания были к докладу приложены. Написаны они торопливо, порой сбивчиво; слова обгоняют друг друга, не всегда согласовываются. За всем за этим — потребность в постоянном анализе, весьма логичные посылки, мучительные рефлексии, почти детский испуг, крайне неуравновешенное душевное состояние. Копия доклада вместе с признаниями задержанного была приобщена к следственному делу А.А. Крюкова, которое соответственно увеличилось в объеме. Но эти признания, действительно представляющие «по своему политическому и психологическому содержанию значительный интерес», к сожалению, сохранились с лакунами. Приведем фрагменты:

Я был арестован 15 февраля 1932 г. и постановлением В. С. Коллегии ОГПУ весной того же года (кажется, 17 апреля) (правильно — 17 июня. — Авт.) приговорен по статье 58–10 У.К. к 10 годам концлагеря. 31 июля 1932 г. я был доставлен в Белбалтлаг ОГПУ, через несколько дней после прибытия поставлен на работу в УРО БЕЛАГ, где и проработал до дня побега (исключая мой вызов в качестве свидетеля по новому делу с 16 января по 7 июня 1933 г. и мою эпизодическую работу зав. столом освобождения 3-го водораздельного отделения с 28́/́X по 6́/́XI того же года ).

Прибыл я в лагерь, имея 10 лет и осознавая свою позицию следующим образом.

Обвинение мое сводилось к трем моментам:

Создание и распространение антисоветских стихотворений, участие в антисоветском «салоне».

Создание мною антисоветской группировки в армии.

Положение мое к моменту ареста было: с трудом и в процессе достаточно сложной психологической ломки намечавшийся путь от в относительной своей степени «стихийной», в сущности ребяческой даже отчасти, контрреволюционности к приятию (через вуз и завод) советской действительности и исканию своего места в ней. Путь, отмеченный целым рядом срывов, рядом антисоветских (порою сознательных, порою несознательных) поступков. В материалах следствия это было отмечено:

протоколами, составленными следователем и мною лишь подписанными, в которых с сугубой заостренностью были перечислены все мои антисоветские проступки.

Мною самим написанными показаниями…

<…>

…развивающихся индивидуума неизбежно потянутся один вверх, другой вниз, и идущий вверх неизбежно сталкивает другого, и путь вверх неизбежно влечет за собою уход кого-то вниз, совершается за счет этого ухода. Таким образом, возможен социализм (практически и осуществляемый), но невозможен коммунизм — конечная цель, ибо до тех пор, пока государство всем своим аппаратом направляет путь развития общества по данной линии, держит ставку на равнение — это равнение под условием данного нажима, т. е. искусственным образом, осуществляется. Но стоит опустить вожжи, попытаться перейти к коммунизму, дать отмереть государству, и начнется старая волынка — всплывание наверх и скатывание вниз.

То, что переделывают людей, то, что люди станут настолько сознательны, что не станут этого делать, станут такими «хорошими», — утопия, смыкание с утопическими социалистами, тоже делавшими ставку на «хороших» людей. И еще попутное соображение. Допустим, осуществлено всеобщее равенство, довольство. Оно — гибельно. История учит, что только племя, поставленное в тяжелое условие существования, становится сильным, могучим, племя же, поставленное в условия «земного рая» — дрябнет, становится безынициативным, идет к упадку. Пример — Индия.

Таким образом, складывается концепция — история вечная, борьба отдельных групп и людей (широко беря — классов), и это постоянно и неизбежно. И коммунизм — хорошая прекрасная утопия, но уточняя — все же утопия. А раз он недостижим, так, грубо говоря, к чему и…

<отсутствуют 3 листа>

…мечтаний, мальчишеских иллюзий и надежд.

<…>