Любовь Юльевну вскоре выпустили. Вильям Рудольфович уверял, что помогла его «негасимая лампада», зажженная им под ее портретом. Стал жену называть нежно — «вновь найденная». Она же ласково-снисходительно говорила о нем — «Докторчик».
В том же 1930 году осенью взяли соседа Мооров по квартире Леонида Николаевича Куна. Он работал лаборантом в химической лаборатории завода «Механобр». Возможно, не без его помощи проводил Вильям Рудольфович свои химические опыты… Через полгода прошел слух, что Л.Н. Кун расстрелян…
10 марта 1932 года в дом № 34 по 9-й линии Васильевского острова, в квартиру № 5 явились с ордером на обыск и арест Любови Юльевны Зубовой-Моор. (В этот день взяли еще шесть человек — членов так называемых «фашистских молодежных кружков и антисоветских литературных салонов».)
В тюрьме Любовь Юльевна написала стихотворение под названием «Одиночка № 224». Текст этого и некоторых других стихотворений она через год, уже из лагеря, послала в письме Андрею Петровичу Семенову-Тян-Шанскому[150]
.Примечания Л.Ю. Зубовой-Моор под стихотворением:
* Пятна рыжего и зеленого на стекле.
** На стене вечером силуэт умывальника.
За доктором В.Р. Моором пришли через три дня… О его смерти Любовь Юльевна узнала гораздо позже от какой-то своей знакомой, с которой ей потом пришлось сидеть в общей камере.
Через год с лишним, уже в лагере написала стихотворение «Памяти доктора медицины Вильяма Овида Моора»:
Следственное дело В.Р. Моора не содержит материалов его допросов, так как (цитируем обвинительное заключение, сохраняя его стилистику):
Арестованный на основании данных следствия Моор В.Р. скончался в ДПЗ от припадка хронического заболевания уремией, не дав показаний, что затруднило выяснение о полной мере шпионской деятельности к.р. группировки… Следствием установлены два члена к.р. группировки, передававшие Моору сведения разведывательного характера.
Г.Д. Вержбицкий «признался», что информировал Моора и его пасынка Зеленецкого о ходе подготовки кадров комсостава: рассказывал ему о количественном составе учащихся и о политическом состоянии школ.
Г.Ю. Бруни на допросах показал, что докладывал Моору о посещаемости церквей и сектанских молебствий, о настроениях профессуры и студенчества, об очередях перед магазинами и разговорах людей на улицах; заявил, что через германское консульство Моор переправлял свои работы за границу.
Б.В. Пестинский подтвердил, что Моор посылал для печати свои статьи в Германию, где они и издавались, имел связи с заграницей, в частности, с братом в Америке.
Сама по себе врачебная практика В.Р. Моора уже вызывала у следствия особое подозрение, так как обеспечивала «широкие возможности сношений с различными людьми».
Следствие резюмировало:
…Одно из формирований к.р. организации — а/с салон Л.Ю. и В.Р. Мооров проводил шпионскую работу… Шпионской деятельностью организации руководил доктор В.Р. Моор.
Для пущей аргументации обвинения вспомнили про бывшего тестя Моора — академика-китаеведа В.В. Радлова, умершего в 1918-м, но в 1930-м проходившего как немецкий шпион по «Академическому делу». Даже включили в обвинительное заключение протокол допроса двухлетней давности востоковеда А.М. Мерварта. Он свидетельствовал о том, что директор Музея антропологии и этнографии академик Радлов якобы направил его в Индию для собирания сведений политического характера, интересных германскому Генштабу. Мерварта приговорили к пяти годам исправительных работ. Он умер в заключении в мае 1932 года, пережив на два месяца доктора Моора.
Итак, В.Р. Моор был объявлен немецким шпионом, завербованным много лет назад академиком Радловым.
Следователи потребовали от арестованных охарактеризовать политическую ориентацию салона Мооров. М.Д. Бронников отметил его пораженческие настроения: