Дело Бутиных

Это была пора неудержимо бурного развития Штатов. Все в этой стране росло, развивалось, увеличивалось, расширялось, удлинялось, прибавляло на глазах. Выпуск стали, сборы хлебов, длина железных дорог, численность населения.

«В Америке, — писал Бутин, — все стороны общественной жизни неудержимо стремятся вперед, захватывая, путая и безжалостно коверкая на своем пути многое хорошее из старого житья-бытья… Путешественник собьется с толку и легко растеряется в хаосе идей, взглядов и убеждений, господствующих в Америке. За океаном много хорошего дают семена, приносящие в Европе разве только шишки да фиги, но вместе с тем в Америке иногда плохо идет то, что приносит у нас добрый плод… Америка — страна далеко не установившаяся, и всякое предсказание, что ее ожидает, будет по меньшей мере смелым…»

Он не проходит мимо технических чудес Америки, но смотрит на прогресс Штатов не только глазами «русского горного инженера», но и глазами русского гражданина, сына своего отечества.

Дешевку, пошлость, показное, ничтожное, размалевку, декорацию замечает мгновенно. И не принимает.

«В весьма роскошных залах (гостиниц) вы можете, независимо от ваших комнат, принимать гостей или наслаждаться кейфом. Тут собираются дамы и угощают вас музыкой. Впрочем, часто с фальшивыми нотами. Вечером устраиваются танцы, в выполнении которых нет ни жизни, ни грации».

Сидя в таком холле, слушая пение и музыку и наблюдая танцующих, Михаил Дмитриевич невольно переносился в родной город, не по железной дороге, а ямщицкой гоньбой. Сидя одиноко в холодно-роскошной зале, он видел свой теплый дом, где предметы истинного искусства, и прислушивался к своему оркестру, к хору — нет ни одного фальшивого звука, ни одной неверной ноты, — куда тутошним любителям до нашего Маурица, до чудесного пения госпожи Леоновой, очаровательной Дарьи Михайловны, которой восхищались Мейербер, Глинка и Мусоргский и которой аплодировали Вена и Париж! И она пела у них в Нерчинске и, восхищенная оркестром, поцеловала нашего скромника Маврикия! И куда искусней, благородней и прочувствованней танцует наша публика в зеркальном зале — мазурку Шопена и вальсы Глинки! И он испытывал и гордость и радость, что у него есть Нерчинск, есть Мауриц, есть Зензинов, что он хотя не скоро и дальним путем, но вернется в родной край, и все узнанное им здесь, все доброе, все полезное, все, что улучшает труд, жизнь, быт людей, — он вложит и применит, и на это пойдут нынешние капиталы его и те, что еще наработает он своим умом и деятельностью. Вот железные дороги, как же нам нужны, нам, сибирякам, особенно, без этого мы далеко от Америки отстанем! И нашим Кулибиным и Коузовым с их смекалкой и энергией надобно дать вольную дорогу, лаборатории, приборы, помощников… Нет, мы не набобы и не раджи, мы русские, ищущие пути, и тут простаки Вильсоны заблуждаются… Кстати, они обещали приехать за ним и увезти в свое ранчо… И еще, кстати, надо повидать друга ситного — господина Линча!

Все интересует, все волнует Бутина в Америке — фабрики, горное дело, фермерское хозяйство, образование, нравы, обычаи, в нем нет ничего от равнодушного наблюдателя.

И, разумеется, привлекало его искусство, в особенности живопись, музыка и любимый сердцем театр — что играют, как играют, что за публика театральная здесь? Это занимало его в течение всего путешествия по Новому Свету.

«Театров в Нью-Йорке до пятнадцати, но все они небольшие и не отличаются изяществом. Оркестры плохие, вкус публики развит мало, часто аплодируют тому, что не заслуживает внимания… Картинные галереи так незначительны, что о них не стоит упоминать…»

Скорее всего, именно в этой поездке родился замысел учреждения в Нерчинске музея, своего, бутинского! Замысел, осуществленный много позже, когда в силу обстоятельств Бутин получил возможность заняться этим… И здесь он дал себе клятву: каждый лишний рубль — для постройки школы!

Бутин в своих письмах из Америки, сам того не ведая, дал не только живую фотографию страны, но нарисовал и свой собственный портрет. Мы видим наблюдателя американской жизни — не бесстрастного, не равнодушного, но заинтересованного и вдумчивого. Настроенного к американцам дружелюбно, сочувственно, но не захлебывающегося от восторга. Не робкого и покорного ученика, а зрелого мастера, со своими взглядами и своим жизненным опытом, умеющего отделить зерна от плевел. И мы видим истинного русского интеллигента, стремящегося к правде, справедливости и ненавидящего эгоизм и корысть…

«Горько разочаруются те, кто приедет сюда за обогащением; здесь нужны крепкие мускулы, чтобы таскать кирпичи и бревна, а заработать два доллара в сутки; нужно и знание языка, иначе можно умереть с голоду, и о вас никто не позаботится. ЗДЕСЬ ВСЯКИЙ ЗАБОТИТСЯ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО О СЕБЕ… ДЕНЬГИ ТУТ НА ПЕРВОМ МЕСТЕ…»

Эти слова принадлежат не русскому революционеру, не Герцену и не Горькому. Это сказал русский капиталист, золотопромышленник и купец Бутин, имевший счастье быть учеником декабристов, искавший свой путь служения народному благу. У России своя дорога.