Дело Бутиных

По сию пору от пожара город не очнулся. И верно, тыщи зданий в пепел да уголь рассеялись! И гимназии, и детские приюты, и гостиные дворы, и склады, и библиотеки, и музей, и бани — все в горелый прах превратилось! Сколь людей без крыши, под открытым небом остались! От Тихвинской площади лишь голь да пустошь! На Амурскую, Пестеревскую, Ивановскую улицы, Рыночную площадь и сейчас глянуть страшно. Ничего, отстроимся лучше прежнего! С такой перемолвкой и за стол сели. А за столом смягчаются чувства, а беды и опасности заволакиваются дымкой отдаленности и безобидности. После нежной посолки омулька и семужки, после толстеньких, тающих во рту пельменей, жареного дзерена, после шанежек, начиненых черемуховой пряной мякотью, ну как приступать сразу к тяжелому делу!

Хаминов улучил минутку, поднял бокал итальянского «Асти» и поздравил Михаила Дмитриевича с дипломами Всероссийской промышленной выставки.

— Недавно о сем славном для края событии объявлено в «Иркутских губернских ведомостях». Так что ждите в Нерчинске оваций!

«В Нерчинске, — подумалось Бутину, — ждет груда телеграмм, из каждой один и тот же вопль: “Денег! Денег!” Этими лестными дипломами ни по одной телеграмме не расплатишься!»

Стрекаловский с молодым энтузиазмом поддержал Хаминова:

— Неслыханно-невиданно! В одни руки сразу четыре диплома! Целых четыре! За изделия Николаевского железоделательного, за соль Илимского завода, за золотопромывальную машину, а еще — за типографские работы!

Бутин не сомневался в искренности и старой лисы Ивана Хаминова, и молодого волчонка Ивана Стрекаловского. Сотни тысяч хаминовских вложены в предприятия фирмы. И Стрекаловский решился рискнуть малой поднажитой деньгой. Значит, верят в силу Торгового дома, надеются на способность Бутина провести свой корабль через все бури.

Однако не то время выбрано ими для чествований, поздравлений и восторгов по поводу дипломов.

Он имел в виду, направляясь из Томска именно в Иркутск, полностью раскрыться перед Хаминовым в расчете на дружеское участие и полное понимание. И вот сейчас, в гостиной и за столом, будучи окружен прежним доверием и даже восхваляемый своими ближайшими сотрудниками, Бутин ощущал в воздухе что-то неуловимо опасное, а где-то внутри что-то предупреждающее, точно бы цепляющееся и за мысли и за язык: «Не торопись, остерегись, придержи кой-что при себе».

Как же плохо, что рядом нет неустрашимого Багашева, что, мучимый болезнями, ушел с бутинской службы Дейхман, сменив Нерчинск на Петербург, что, женившись на красавице Нютке, воспитаннице невестки, уехал насовсем в Москву честнейший и дельнейший Петр Ларионыч Михайлов… Кому же тогда открыться, как не Хаминову, теснейше связанному и с Томском, и с Верхнеудинском, и с Благовещенском, не говоря уже об Иркутске! Но при всей теплоте обстановки, при всем явном доброжелательстве Хаминова, — почему такое впечатление, что он не очень желает углубляться в обсуждение положения фирмы, уклоняется, боится откровенного разговора, находится в каком-то внутреннем замешательстве… Или он знает о делах фирмы больше, чем думает Бутин?!

И про отчаянные телеграммы Толпыгину, Полутову, Котельникову с призывами спасать дело?

Едва мужчины, после изысканного ужина, вновь перешли в маленькую гостиную, а через нее, по приглашению хозяина, в кабинет, расселись и сделали первые затяжки, Бутин, приняв окончательное решение, приступил к главной теме разговора.

— Иван Степанович, мы с вами знаемся давно, сотрудничество наше проверено годами. В наше дело вложен немалый ваш капитал. Бывали у нас и несогласия и разноречия по ходу практической деятельности. Не будем оглядываться на прошлое, — ничто до сих пор не поколебало крепости наших отношений.

Хаминов, слушая, низко приопустил голову, и Бутин говорил не в лицо ему, а в широкий, крутой, налитый тяжелой силой затылок, весь в русо-седых завитках. «Совсем молодой, должно быть, и ухарь был», — ни с того ни с сего подумал Бутин.

— Так вот, милейший Иван Степанович, — продолжал он. — По сей причине я не намерен от вас скрывать возникшие у фирмы трудности. Именно от вас. Вы должны знать истинное положение дел. Полагаю, что временные затруднения, возникшие у нас, для вас не секрет.

Затылок не шевелился, обволакиваемый идущим снизу сигарным дымом, он, затылок, походил на сквозящую во мгле округлую каменную сопку в зарослях мелколесья. Затылок внимательно слушал, и Бутин испытывал легкое раздражение от того, что Хаминов не кажет лица. Говорить с затылком то же, что с булыжником! Он невольно взглянул на Стрекаловского, удобно усевшегося в кресле с маленьким хаминовским лохматым сверкшнауцелем на коленях и затейливо пускавшего в никуда затейливые фигурки сигарного дыма.