Дело было в Городце

— И немецкий, и французский, и аглицкий. Ну и по-свейски немного совсем, но его только начал учить, да оттоманский и греческий только постигаю.

— Вот и молодец. С барышней язык общий найдешь. Для начала подворье покажи, терем, если же у вас там палаты какие, куда гостей заморских для погляду водят, диковинки всякие. Ну да ты мальчик умный, поймешь быстро, что к чему.

— Хорошо, — Елисей расплылся в довольной улыбке. — Но я к вам еще загляну.

После чего мальчишка подхватил свой мешок и выскользнул из горницы. Василиса в окно проследила, как он сначала подтянулся на заборе, осмотрел улицу, и только потом выскользнул из калитки. Девушка улыбнулась. Вот до чего дожили, царевич со двора выйти боится, вдруг на бабку Матрену наткнется.

Яга сидела в горнице отнюдь не боярского дома и внимательно слушала женщину, что расположилась на стуле напротив.

— Все понимаю, милая, но так уж обстоятельства складываются. Уж у вас-то она в полной безопасности будет.

— Я-ить тоже не ирод какой, — кощеева нянька покачала головой, — да только как мы с девочкой этой объясняться будем? Она нашу речь не разумеет, а я иноземным языкам не обучена. Костя тоже не может цельный день рядом со мной толмачом ходить. У него своя служба.

— А ученица твоя?

— Василиса? — Яга задумалась. — Так-то она девушка образованная. Но вот что там у нее с иноземною речью, о том, признаться, не ведаю. Нам оно в деле лекарском не надобно. Ты, Марфа Матвевна, сама посуди, коли Федька-гончар али Стешка, плотникова жена, ко мне придут, на каком языке мне с ими гутарить? А иноземные своих лекарей завезли. Нам не доверяют.

— Тогда и не знаю, как быть, — вздохнула царица. — Не хочу девочку тут оставлять. Опасно слишком. Кто знает, чьих рук все эти дела. Ладно, если заморские враги. А ежели из наших кто? Знаешь, сколько бояр породниться с родом царским мечтают.

— Боишься, что девочку устранить попытаются?

— Боюсь, — согласилась царица. — Помню, как в свое время все перегрызлись, когда Елизар из всех меня выбрал.

— А ить с умом выбирал, — заметила Яга. — Род не самый знатный, да и сама не первая красавица городе.

— Льстишь ты мне, ой как льстишь, — улыбнулась Марфа Матвеевна. — Уж кому, как не тебе знать, что род наш один из захудалых был. Да и как развернуться, когда дед рано слег, а после и умер быстро, а отец в младом возрасте решения должен был принимать. Бабка-то советчицей никакой была после смерти мужа. Вот и обманывали все, кому не лень. Нищими мы были, — женщина вздохнула. — Да кто ж знать мог, что царевичу в наших краях поохотиться захочется. Так мы с ним и повстречались. Я землянику собирала, а он зайца или тетерева выслеживал. Так и столкнулись… спинами.

Кощеева нянька только засмеялась. Спинами, как же, скорее чем пониже. Однако это уже значения не имеет. То, что Елисею невесту из заморских нашли — хорошо. Среди бояр грызни не будет. Уж кому, как ни ей, знать, сколько тогда ссор было, а уж какими травами царицу будущую отпаивала, какие ей обереги делала. По три покушения на дню. И то, рядом худо-бедно свои. Язык родной, обычаи привычные. Можно в церковь сходить, батюшке на исповеди боль свою выплакать. А этой девочке как быть. Учили ее ради женихов европейских, а ехать довелось в земли русские.

— Что ж, пусть будет по-твоему, матушка-царица, — немного подумав, в результате решилась женщина, — пусть девочка пока живет у нас. Уж с речью мы разберемся. Если что и пальчиком ткнуть можно. Кощеев же род знатнее иных боярских будет. А уж древнее, так точно. Еще Рюрика в Новоград не занесло, а Кощеи уже известны были и на Руси, и, особливо, среди степняков да в каганате.

— А и ты не так проста, Яга, как кажешься, — улыбнулась ее собеседница, — историю знаешь лучше иных знатных.

— Пришлось узнавать, — взгляд знахарки чуть затуманился, — ты тоже знаешь, что мне пережить пришлось. И чего стоило мальчика моего выходить да вырастить.

— И сердце твое после всего не очерствело, к чужой беде чутким осталось.

— Не очерствело, — согласилась Яга, — но и рана не до конца затянулась. До сих пор кровью сочится. Пусть не так, как первые годы, но все же.

— Понимаю тебя, — царица вздохнула. — И как женщина, и как мать.

— Тебе, Марфа, легче. Ты детей хоть и хоронила, но они своей смертью умерли. А у меня…

Женщины вздохнули вместе. И неизвестно, что лучше, знать, что нет твоей кровиночки на свете, потому что на все воля богов, али ведать, что где-то она есть, но лучше бы в сырой земле лежала. И неизвестно, что бы царица предпочла на месте старой женщины, что сидела напротив.

Большая тронная зала была на редкость пуста, в то время как перед ней толпились бояре. Однако громко возмущаться тем, что царь-батюшка, надежа государства, выставил их вон в весьма резких выражениях, не давала стоящая перед дверями стража. Им было велено не пускать внутрь никого, за исключением одного человека, которого пока в царском тереме не наблюдалось. Но никто не сомневался, что ожидаемый человек рано или поздно появится.