"Так или иначе" она услышала свои слова, сталь ушла из ее голоса, ее заменила мертвая, побежденная вялость, "Я никогда не думала об этом. Никогда не волновалась по этому поводу — на самом деле.
Я думала что… но я теперь знаю лучше. Я никогда не думала, что это может случиться. Что я позволю этому случиться".
"Не ты!" тихо и яростно сказал он. "Не было ни одной, чертовой возможности, чтобы ты смогла не допустиь этого, Хонор."
"Но мы должны были ее иметь. Мы были должны. Это наша работа, Хэмиш, какая от нас польза, если мы не можем делать нашу работу"?
Хэмиш Александер-Харрингтон слышал горе, боль, в этом мертвом сопрано, и он понимал ее. Лучше, чем он когда ни будь понимал что ни будь в своей жизни, в этот момент он понимал, что именно его жена чувствовала, потому что тоже самое чувствовал и он сам. Но его руки обнимали ее, и он тяжело покачал головой.
"Ты не обдумала единственную вещь, которую понял я," сказал он ей. "Это не было "работой" одного человека, Хонор, это была работа Адмиралтейства. Так, поверь мне, любимая, нет ни одной уродливой и злобной мысли которую ты думаешь о себе, которую я еще не думал о себе. Но мы оба не правы. Да, предотвратить случившиеся было тем, чему посвящены наши жизни с тех пор, как мы одели форму. Но тебя даже не было здесь, когда это случилось, и никто не предвидел такой поворот событий. Никто не заснул на дежурстве, Хонор. Никто ничего не проигнорировал. Каждый из нас, черт возми, делал свою работу, точно так, как мы были должны, но на этот раз этого просто не хватило. Кто-то прошел мимо нас, потому что они пришли таким образом, который никто не мог предсказать".
Она застыла в его объятиях, и даже без ее эмпатической способности, он мог буквально чувствовать, ее попытки отвергнуть его слова, что бы продолжить мучить себя. Но он не мог допустить этого — не руками, не горячими объятиями его сердца. Он удерживал ее безжалостно, зная, что она могла чувствовать его чувства, зная, что она не могла убежать от его любви.
Эта напряженность длилась долгий, долгий миг, но затем, она провисала на нем, и он чувствовал как глубокие, почти беззвучные рыдания начали сотрясать ее. Он снова закрыл глаза, прижимая ее к себе, качая ее в своих объятиях и любови.
Он так никогда и не узнал, как долго они так сидели. Казалось, это продолжалось вечно, пока она немного не сдвинулась и положила голову ему на плечо, он вытащил из кармана платок и вытер ей глаза.
"Лучше"? спросил он очень тихо.
"Немного", ответила она, хотя и не была уверена, что это на самом деле правда. "Немного".
"Мне очень жаль, любимая", мягко сказал он снова.
"Я знаю". Она похлопала по руке по-прежнему нежно обнимающей ее. "Я знаю".
Они еще немного помолчали, затем она глубоко вздохнула и села прямо.
"Я буду скучать по ним", сказала она мужу, и ее голос оставался мягким, но не ее глаза. Они сверкали, в них еще блестели слезы, а еще под этим блеском была тьма, под этими слезами — твердость.
Хэмиш Александер-Харрингтон знал свою жену, как могли знать только двое людей, принятых семейной парой древестных котов. Он видел ее в радости и горе, ярости и страхе и даже в отчаинье. Однако за все годы с момента их первой встречи у Звезды Ельцина, он вдруг понял, он никогда не встречал женщину которую журналисты называют "Саламандра". Это была не его вина, понимал он уголоком разума, просто он никогда не был в нужном месте и в нужное время, чтобы встретиться с ней. У него никогда не было шанса встать рядом с ней, когда она вела разбитый тяжелый крейсер в неустрашимый смертельный рейд к широкой поверхность линейного крейсера, на встречу собственной смерти и ведя за собой свою команду, чтобы защитить планету, полную незнакомцев, в то время как богатая и красивая мелодия, "Приветствия Весне" Хэммервелла, лилась из системы оповещения по всему ее судну. Он не стоял рядом с ней на пропитанной росой траве на дуэльной площадке Лендинг Сити, с пистолетом в руке и местью в сердце, когда она столкнулась с человеком, который купил убийство ее первой большой любви. Так же, он не стоял в зале Землевладельцев", когда она столкнулась с человеком имевшем в тридцать раз больше опыта в битвах на мечах, с призраками Преподобного Джулиуса Хэнкса, убитых детей из Мюллер Стединг, и ее собственных убитых гвардецов за спиной.
Но теперь, когда он заглянул в упорные кремневые миндалевидные глаза любимой жены, он понял, что наконец встретился с Саломандрой. Он узнал ее, как один воин другого. Также он понял в этот момент, что даже при его внушительном списке побед в боях, он никогда не будет равен ей. Как тактик и стратег, да. Даже как командующий флотом. Но не как само воплощение разрушения. Не так, как Саламандра. Потому что кроме сострадания и мягкости, которые были так были ее частью, было, также, еще что-то в Хонор Александр-Харрингтон. Что-то, чего, в нем никогда не было. Она сказала ему однажды, что собственный характер пугал ее. То, что она иногда думала, что она могла быть монстром при неправильным стечении обстоятельств.