Дело Дантона. Сценическая хроника.

КАМИЛЛ. Я буду тебе товарищем. Буду всем, чем хочешь. Я изменю свою природу с головы до пят так, как ты пожелаешь… в залог «взаимной независимости», которой ты требуешь. (Возвращается на свое место.) Что я должен теперь сделать?

РОБЕСПЬЕР. Освободиться от Дантона немедленно. Затем ты встанешь на сторону правительства или будешь хранить нейтралитет – дело твое.

КАМИЛЛ. Ты сказал. Я сейчас же напишу Дантону. (С улыбкой.) Уж он позаботится, чтобы и остальные узнали… так и слышу его.

РОБЕСПЬЕР (осторожно). Этого… недостаточно, Камилл. Ведь ваш союз не был делом всецело личным…

КАМИЛЛ (слегка встревожен). И что же?..

РОБЕСПЬЕР (подумав несколько секунд). Voici[39]: завтра утром ты выступишь в Конвенте и возьмешь обратно – только без этих твоих обычных экивоков! – свои нападки на Комитеты. Потом напишешь, в качестве восьмого номера «Кордельера», такое же опровержение касательно содержания предыдущих номеров. (Камилл так и застыл. Глаза у него округляются.) Наконец, ты публично распорядишься уничтожить весь тираж седьмого номера вместе с рукописью. Это все.

Долгая, страшная тишина.

КАМИЛЛ (наконец откидывается с долгим, прерывистым вздохом). А-ах… Да! (Разражается истерическим смехом, осекается.) О-о-о, Максим, Максим, Максим!..

Падает головой на стол, сотрясаясь от рыданий.

РОБЕСПЬЕР (бесшумно встает и поднимает его за плечи со сдержанной грубостью). Истеричный ты маньяк, да что с тобой опять такое?!

КАМИЛЛ (высвобождается диким рывком; смотрит ему в глаза снизу вверх, вне себя). Наконец-то я понял тебя… дорогой мой.

Встает, принимает заносчивую и томную позу эфеба – запускает руку в карман, достает оттуда какую-то цепочку и принимается ее подкидывать; говорит, низко склонив голову.

Выходит, значит, что все же… что все же я чего-нибудь да стою, я, лакей, дурак, полнейший ноль? Значит, я стою-таки даже столько, что для того чтобы заполучить меня, Неподкупный поступается… своим человеческим достоинством?..

Недоразумение. Робеспьеру кажется, что Камилл угадал его самые сокровенные чувства. Его лицо бледнеет, становясь серым, от гнева и страха одновременно. Камилл замечает это и объясняет этот признак совсем иными причинами.

Ты нас боишься… боишься, Непреклонный, Непобедимый! Бо-ишь-ся! Вот почему ты дважды унизился, как не унизилась бы и последняя шлюха! Ты напрасно лебезил у ног Дантона – он прогнал тебя! Вот ты и хотел задурить голову хотя бы мне. Я же непроходимо глуп, не так ли? И все же от моего печатного слова вспыхивают духовные пожары от Ла-Манша до Пиренеев, трудновато презирать такое оружие… когда дрожишь от смертельного страха за свою шкуру?! Ты думал, довольно пошевелить пальцем, да?.. Думал! Кто смог бы устоять перед твоими глазами? Они прекрасны, это правда, но я не предам ради них. (Отворачивается и отходит к окну.)

РОБЕСПЬЕР (идет за ним, дрожа от усталости). Мальчик мой, что с тобой? Как ты можешь приписывать мне подобные мотивы? Ты же знаешь меня…

КАМИЛЛ (опасливо отстраняется). Я не знаю тебя. Никогда не знал. Я не понимаю вашей проклятой политики. Я видел в тебе исполина… гнусный ты мерзавец… я боготворил тебя…

Прислоняется плечом к оконному стеклу, склоняет голову на плечо.

РОБЕСПЬЕР (обнимает его за плечи, почти опирается на него). Камилл… Камилл, дитя мое… Камилл, сжалься… надо мной…

Камилл грубо стряхивает его. Робеспьер прислоняется к оконной раме.

КАМИЛЛ (голосом, что вот-вот сорвется, до того он тверд и сух). Довольно, Робеспьер. Не унижайся понапрасну. Ты проиграл. (Повернув голову, смотрит на него.) Трус… подлый, лживый трус… (Вопль, который он заглушает, уткнувшись лицом в локтевой сгиб.) Ааааооу!

Вновь разражается рыданиями. Пауза.