Дело Дрейфуса

Во-первых, многие люди, в том числе независимые эксперты, получили возможность сравнить почерк, которым написано бордеро, с почерком Дрейфуса. А. Ревиль писал в своем дневнике: «Л. принес мне образцы почерка Дрейфуса. Я сравниваю их с факсимиле в "Matin". Почерк Дрейфуса тонкий, неправильный. Он приятен для зрения и почти всегда легок для чтения. Промежутки между строками одинаковы. Почерк знаменитого бордеро совершенно другой… Что-то беспорядочное и беспечное замечается в нем. Попадаются целые слоги, которые приходится отгадывать. Буквы в большинстве случаев очень мелко написаны, иногда едва заметны, но неуклюжи и грубы, когда хорошо изображены… Психологически я имею право сказать, что бордеро и мои образцы писем – разные рукописи»[99].

А, во-вторых, бордеро увидели люди, прекрасно знающие почерк Эстерхази. Сходство было разительное. Вывод напрашивался сам собой: Эстерхази – автор бордеро. Один из этих людей, банкир Кастро, в будущем сообщит об этом Матье Дрейфусу. Как уже отмечалось, в это время выходит первый из памфлетов Лазара.

Генералы, а вместе с ними вся шовинистическая Франция, приходят в ярость. 18 ноября 1896 года националистический депутат Кастелян под бурные аплодисменты парламента – от крайне левых скамей до крайне правых – говорит о синдикате шпионажа и коррупции, состоящем из собратьев Дрейфуса по религии. Кастелян требует начать следствие против сообщников Дрейфуса, против Бернара Лазара, офицера Вейля и тестя Дрейфуса Гадемара. Отвечая от имени правительства, военный министр Билло заявляет, что Дрейфус осужден правильно и законно и просит палату прекратить опасные дебаты.

В газетах резко усилилась антисемитская кампания, а от наиболее опасного для них человека, Пикара, генералы поспешили избавиться. Совершенно неожиданно для него, ему было предписано немедленно, 18 ноября, отправиться в командировку на юг Франции. Пикар переезжает из одного города в другой, пока в Марселе его не застает новый приказ – немедленно отплыть в Алжир и Тунис для организации разведывательной службы. В Алжире его ждет очередной приказ: Пикара назначают заместителем командира полка, ведущего бои с арабскими партизанами. Его хотят отправить в самое пекло, на границу, но его непосредственный начальник в Алжире генерал Леклерк выступает против. Формально же Пикар продолжает оставаться начальником секции статистики, и его «друг» Анри и непосредственный начальник генерал Гонз шлют ему дружеские письма, на него щедрой рукой льются денежные премии. Любой ценой необходимо удержать опасного человека подальше от Парижа!

А в это время в Париже Анри, уже набивший руку на подлогах, фабрикует анонимные письма, будто бы исходящие от его начальника, признанные доказать, что Пикар подкуплен дрейфусарами и разбалтывает военные тайны. Анри, в течение 20 лет друг Эстерхази, сообщает последнему о ведущемся против него следствии. Офицеры разведки и контрразведки настраиваются против их бывшего начальника. В марте 1897 года Пикар вырывается на неделю в Париж и наконец понимает, что против него ведется кампания. В апреле он составляет завещание, в котором рассказывает о невиновности Дрейфуса и измене Эстерхази. Он оставляет распоряжение, что в случае его смерти это послание должно быть отправлено президенту республики. Он пишет Анри, с которым у него внешне сохранились дружеские отношения, и спрашивает его, отстранен ли он от руководства секцией статистики, и сообщает о преследующих его лжи и тайнах. Анри согласовывает свой ответ с генералами. Теперь, когда досье Пикара набито фальшивыми документами, последние считают, что его можно не опасаться. Анри отвечает, что о лжи ему ничего не известно, а «эта таинственность объясняется тем, что досье с секретными бумагами было Вами вскрыто по делу, не относящемуся к службе, и Вашей попыткой склонить двух офицеров к нарушению ими их обязанностей»[100].

Теперь Пикару все становится ясно, и, вырвавшись в июне в Париж, он показывает своему другу адвокату Л. Леблуа личную переписку с генералом Гонзом относительно Дрейфуса и Эстерхази. 13 июля Леблуа передает ее вице-президенту сената Шерер-Кестнеру, преодолевшему свои страхи быть обвиненным в связи с евреями. На следующий день последний открыто заявляет ряду своих коллег, что он убедился в невиновности Дрейфуса и будет решительно бороться за пересмотр дела.

Узнав о позиции Шерер-Кестнера, «Матье Дрейфус явился к нему и сказал: "Я знаю имя автора бордеро". "Как? Вы его знаете?" – "Да! – отвечает Матье Дрейфус. – Если я его назову и не ошибусь, то обещаете ли вы сказать мне, что это действительно так?" – "Пусть так! Если вы его назовете, я вам скажу это". – "Это Эстерхази! <…> Я узнал почерк бордеро – это почерк Эстерхази". Тут Шерер-Кестнер сказал: "Да! Это – он. Но так как вы его знаете, то ваша обязанность довести до сведения военного министра об этом факте"»[101].

После этого разговора Матье публикует в газетах свое послание военному министру, в котором он прямо требует пересмотра дела: