- Ничего. Повесила трубку. А надо было что-то сделать?
- Не обязательно. Но если это повторится или кто-то захочет войти - любой незнакомый или малознакомый человек, - тут же звони в полицию. Спроси лейтенанта Уиллса. А если его не будет на месте, попроси, чтобы к тебе прислали кого-нибудь, кроме…
Я замялся. Кроме сержанта Гранады, хотел я сказать. И не смог. А уж тем более не смог предупредить Салли, чтобы она сказала так. Между людьми существует особая солидарность, нерушимая даже при подобных обстоятельствах, - символ веры, от которого нельзя отречься. Предписание закона, что человек невиновен до тех пор, пока его вина не доказана, стало такой же неотъемлемой частью моей души, как и любовь к Салли.
- Кроме кого?
- Без всяких исключений. Вызывай полицию, если кто-нибудь тебя потревожит. И лучше держи дверь запертой.
- Кто-то охотится на нас?
- У меня на руках уголовное дело. И были угрозы…
- Тебе?
- Нескольким людям.
- А телефонный звонок вчера ночью тоже был угрозой?
- Да.
- Так почему ты мне не сказал?
- Мне не хотелось тебя пугать.
- Я не боюсь. Ну, честно. Поезжай, занимайся своей работой, а о себе я сумею позаботиться. Не надо из-за меня тревожиться.
- Ты замечательная женщина.
- Самая что ни на есть обыкновенная. Просто, Билл, ты еще очень мало знаешь о женщинах. Я не слабонервная викторианская дама, хлопающаяся в обморок при малейшем поводе.
У меня в спальне твой армейский пистолет, и если кто-нибудь покусится на Билла Гуннарсона-младшего, я буду драться, как тигрица с очень крепкими нервами.
Говорила она почти спокойно, но глаза у нее сверкали, а лицо раскраснелось.
- Не кипятись, Салли. Ничего случиться не может. Я обошел стол и прижал её голову к своей груди. Бесценное золотое руно у меня между ладонями. Смерть прищурилась на нее сквозь пленку, точно громила в резиновой маске. Но я смутно чувствовал, что, сидя дома, уберечь её не смогу. Сохранить то, что у тебя есть, можно лишь им рискуя.
- А знаешь, - сказала она из моих ладоней, - у меня разыгрался аппетит. Не спрашивай, по ком в духовке томится кастрюля, ибо томится она по мне.
20
Доктора Саймона я нашел в секционной. Он раскладывал режущие инструменты на столе из нержавеющей стали. Свет плафона лился на его чистый белый халат, как люминесцентная краска. Под затянутыми в резиновую перчатку пальцами блестели хромированные инструменты - ножи и пилы. На втором столе у стены, почти замаскированный его тенью, под простыней лежал труп.
- Входите, входите, - сказал он равнодушно. - Боюсь, утром вы из-за меня пережили неприятную минуту. Во всех нас одни и те же органы, та же матушка-кровь и кишки, но напоминания об этом нам не нравятся. Предпочитаем воображать, будто мы - оболочка из кожи, наполненная гелием или другой столь же эфирной субстанцией.
- Я был захвачен врасплох.
- Естественно. Шок осознания собственной смертности. Не принимайте близко к сердцу. Я пережил жуткую неделю на первом курсе, когда мы начали вскрывать кадавры.
Против воли я покосился на труп у него за спиной. Из-под простыни высовывалась ступня. Ногти были в крови.
- Я обещал связаться с вами, - говорил Саймон, - когда обследую Бродмена полностью. Кончил я с ним еще днем, но вас трудно поймать.
- Пришлось поехать в Беверли-Хиллс. Я очень вам благодарен и прошу прощения, что так вас затруднил.
- Нисколько. Собственно говоря, я у вас в долгу. Вы спасли меня от ошибки. Нет, при обычных обстоятельствах я бы её не допустил. И все равно обнаружил бы, когда добрался бы до анализа крови. Но ушло бы лишнее время.
- Отчего умер Бродмен?
- Задохнулся.
- Его задушили?
Саймон покачал головой.
- Никаких признаков удушения я не обнаружил. Мышцы шеи не повреждены. И вообще внешних следов насилия, кроме как на затылке, нет нигде. Однако все внутренние показатели удушья налицо: отек легких, некоторое расширение правого предсердия и желудочка, точечные кровоизлияния в плевре. Бродмен, безусловно, умер от недостатка кислорода.
- Но как это произошло?
- Трудно сказать. Не исключен несчастный случай, если Бродмен потерял сознание и проглотил язык, как говорится. Но вероятность этого крайне мала. Когда он попал ко мне, язык, кстати, был в нормальном положении. Я бы сказал, что его лишили воздуха.
- Каким образом?
- Если бы я знал, мистер Гуннарсон! Поскольку он очень ослабел, кто-нибудь мог просто зажать ему нос и рот. Я видывал младенцев, убитых таким способом, однако взрослых людей - никогда.
- Но тогда бы у него на лице остались следы?
- При обычных обстоятельствах почти наверное. Но, как я сказал, он очень ослаб. Возможно, был без сознания. И особых усилий не потребовалось.
- Вы сообщили об этом в полицию?
- Естественно. Лейтенант Уиллс очень заинтересовался. И сержант Гранада не меньше. - Его взгляд ничего не выражал. - Гранада заходил сюда перед обедом.
- По поводу Бродмена?
- Спрашивал он и про Бродмена. Но в основном его интересовал другой труп.
- Донато?
- Жены Донато. Интерес Гранады понятен: её же нашел он.
Меня как током ударило, и я еле устоял на ногах.
- Жена Донато?