Мы выглядывали из гущи растений, и оружие наше было готово к бою. Голоса приближались и, наконец, возникли их обладатели. Это была парочка влюбленных, которая шла по тропе между деревьями рощи. Голова молодой женщины покоилась на плече мужчины, рука которого обнимала ее за талию. Сначала мы увидели их ноги, которые двигались под ветвями деревьев, затем уже их целиком, идущих между стволов. Я почувствовал приятную расслабленность, которая мгновенно распространилась по всем мышцам тела, и я улыбнулся им, идущим в нашу сторону. Мы не издали звука, и они прошли мимо нас, даже не ощутив нашего присутствия. Я видел Габриэля, провожающего их затуманенным взглядом. Лицо его выражало мягкость и печаль. Раньше я это никогда у него не видел. Мы подождали, пока парочка не поднялась на дорогу, ведущую в пригород, и затем пошли вслед за ними. Через некоторое время Габриэль остановился и обернулся, – взглянуть на парочку, которая словно бы утонула в сиянии уличного фонаря над краем долины, распространяя ореол, полный ночных бабочек, кажущихся искрами этого ореола.
«Сумасшедшие», – услышал я громкий осуждающий голос Дана, – абсолютно сумасшедшие. Они же могли наткнуться на двух убийц».
Габриэль даже не выговорил Дану за то, что тот нарушил молчание, а мы решили пережить впечатление от встречи молча.
«Положим, что наткнулись, – мгновенно отреагировала Айя, – ну, и что?»
«Как это «ну и что»? Мы стреляли совсем близко от них и дорого бы заплатили за их дурацкую прогулку».
«Нет прекраснее такой смерти. Умерли бы они в разгар любви, молодыми и красивыми, посреди чудесного ландшафта, под пение сверчков… Вы слышите их пение?»
Внезапно обнаружилось, что все это время мы не обращали внимания на это стрекотание, хотя оно раздавалось со всей силой в пространстве рощи.
Мы не видели сверкающие скопления летних звезд, которые словно стремились привлечь наше внимание всевозможными своими сочетаниями. Слова Айи вернули нас ко всем прелестям и запахам летней ночи, и что-то в наших сердцах возникло к ней подобием благодарности, хотя мы не могли вникнуть в весьма шаткую логику ее размышлений.
«Умереть просто так, не отдавая себе отчета в опасности? Да ведь это просто глупая смерть», – стоял на своем Дан.
«Я бы хотела так умереть», – ответила ему Айя.
После этого погрузилась глубоко в море размышлений, в котором долго плыла под водой, чтобы вынырнуть далеко от места погружения.
«Оторванная рука долго не даст мне уснуть», – обронила она неожиданно и прикрыла глаза, словно стараясь изгнать видение колышущейся руки.
И тут обратился к ней Габриэль со всей мягкостью, на которую был способен:
«Смотри, Айя, мы живем в мире, где необходимо отсекать некоторым руки, чтобы руки других могли двигаться в покое. Нет выхода. Или ты предпочла бы видеть оторванные руки твоих братьев и сестер?»
«Какой мир, какой мир!» – бормотала она, опустив голову.
«Спокойная ночь прошла над Рехавией», – удовлетворенно сказал Дан.
Глава девятнадцатая
1
Не знаю, откуда Габриэль получил сведения об одном из домов в Верхней Лифте. На чем-то, вероятно, основывались его подозрения о людях, собирающихся в этом доме. Во всяком случае, он приказал мне и Айе установить наблюдение за домом, снабдив нас своим полевым биноклем. Первым делом, он установил место наблюдения. Это была скала, на которой удобно было сидеть, в конце сосновой рощи на территории дома престарелых. Дом этот функционирует и сегодня, принимая посетителей со стороны западного шоссе, идущего из города. Место это подходило еще потому, что сразу за оградой дома начиналось арабское село, а в краткие минуты отдыха можно было положить бинокль на ограду.