Дело Габриэля Тироша

Эта операция была намного сложней, чем первая. Важно было не привлекать внимание охранника. Невозможно было убрать его выстрелом, а только ударом палки. Необходимо было подкрасться к дому и швырнуть в окна гранаты. В то же время надо было следить, чтобы внезапно пришедшая новая группа не застала нас врасплох. Поэтому Габриэль педантично разбирал с нами на чертеже сам дом, подходы к нему и пути отступления, отмечая дотошно расстояния между разными точками. Яир должен был из песка создать макет участка с домом и его окружением. Затем пришла очередь спичек, которые изображали людей, приближающихся к дому с разных сторон. Каждый из нас был представлен спичкой и точно знал свою дорогу. Только после того, как взяли спички и приблизились, как планировалось, к дому от края макета, Габриэль успокоился. Затем с улыбкой обратился к Яиру:

«Теперь ты можешь дать старую команду: «Огонь по лагерю!»

Все мы рассмеялись, ибо помнили игры Яира с бумажными палатками, не подозревая, насколько эти игры в будущем станут серьезными. Мы вспомнили наш наблюдательный пункт, откуда изучали военный лагерь британцев с высот предместья Шейх-Джарах. Осознание прошедшего с той поры времени, пути, пройденного нами, нашего взросления переполнило сердца. Мы ведь были детьми, когда впервые, под присмотром господина Тироша, в начале седьмого класса образовали «очень узкий кружок». А теперь, вот, убили человека. В школе мы учили Бялика «Вместо того, чтобы львенком быть среди львят, прильнули к стаду овец». Теперь мы были среди львят, растерзавших жертву. Никогда мы не скажем вслед за поэтом «Не воспитывался я в клубке червей и среди когтей», ибо когти – у нас, чтоб давить червей, и никогда мы не прильнем к стадам овец.

4

Перед выходом на акцию Габриэль сказал:

«Держите в памяти все время примусы Хеврона».

Этот пароль к бою мы помнили все последующие годы. Шло это от страшных погромов в Хевроне в 1929 году, когда было убито большинство евреев города. Убивали их не сразу, а измывались над ними. Одним из сатанинских изобретений была пытка, когда жертву подвешивали за ноги над горящим примусом, сжигавшим голову. Этим Габриэль вовсе не призывал к мести, а просто напоминал о жестокой реальности, в которой врага следует безжалостно уничтожать, чтобы он не уничтожил тебя. Упоминание о примусах касалось, главным образом, таких чувствительных душ, как мы с Айей, которые впадали в шок при виде кровопролития, даже если это было неумолимой необходимостью. Этим он хотел сказать нам, что если мы не хотим, видеть пылающие примусы под нашими головами и головами наших близких, мы должны укоротить руки, жаждущие зажигать эти примусы, даже если процесс укорачивания ужасен и приводит к рвоте при виде болтающейся в воздухе руки.

«Выбросите из головы мысль о праведности арабов и надежды на благородных арабов, которые придут спасать вас от своих братьев в час резни. Помните, что в балладе «Последний из сынов Корейши» идет речь лишь об одном арабе, который бросился спасать друга-еврея. Все же колена евреев были жестоко уничтожены в аравийских пустынях бандитами Мухаммеда. Помните мухаммедов прошлого и мухаммедов новых, которые призывают резать евреев в мечетях Иерусалима, Яффо и Цфата. Помните примусы Хеврона».

Мы вооружились пистолетами и гранатами и еще раз про себя повторили порядок действий каждого. Габриэль взял на себя самое трудное: вывести из строя охранника. Аарон, Дан и Яир должны были приблизиться к дому и швырнуть в окна гранаты. Мы с Айей должны были остановить тех, кто приблизится к дому во время акции, и стрелять в тех, кто попытается выбежать из дома. Габриэль останется на месте после «обработки» охранника, чтобы следить за всеми нами. Было договорено о знаках начала и завершения операции. Один за другим пришли мы на скалистую площадь в Ромеме, откуда ползком добрались и залегли в считанных метрах от намеченного дома. До этого, в автобусе, идущем в Ромему, я встретил доктора Розенблюма, который поднялся на одной из остановок и уселся рядом со мной, дружески хлопнув меня по плечу. После того, как он узнал о моем столкновении с хулиганами Лифты, он проникся ко мне особыми чувствами, выражающимися в похлопывании по плечу или пощипывании щеки, иногда короткой беседой в коридоре школы или у себя в кабинете. Он отечески толкнул меня в бок, и почувствовал твердость гранат в моем кармане.

«Что это, юноша, торчит в твоем кармане?» – с пониманием заговорщика подмигнул он мне.

«Это книга, – сказал я, покраснев, ибо не умел лгать, – книга статей Ахад-Гаама».

«Видно переплет слишком тверд, а?» – опять мигнул.

«Да, особенно тверд», – сказал я, молясь про себя, что не попросил показать эту книгу и не похлопал по карману.

«Значит, учите, – сказал он с удовлетворением, дав мне с облегчением передохнуть, – добрый знак для нашего юноши, что в такие тяжкие дни носит он в кармане Ахад-Гаама. Это лучший ответ всем бесчинствам бандитов, показать, что не прекратилась Тора и учение в Израиле. Ты так не полагаешь?»

Я молчал, глядя на него. Я не мог больше лгать.