Дело Габриэля Тироша

«Человек этот, кажется, является посыльным. Он слишком часто приходит и уходит, – сказала Айя, отмечая это карандашом в блокноте. – Ты не перестанешь со мной встречаться и беседовать, верно? Ты ведь единственный человек, с которым я могу говорить по-настоящему. Пожалуйста, не лишай меня этого… Не оставляй меня».

Я чувствовал, что не смогу устоять перед ней, и от ее осторожной просьбы защемило сердце. Оставить Айю? Господи, Боже мой! Да смогу ли я вообще когда-нибудь ее оставить?

«Я буду с тобой рядом все время, которое ты мне позволишь», – прошептал я, чувствуя, как слезы предательски выступают у меня на глазах. Я торопливо приник к биноклю, увлажнив окуляры так, что ничего нельзя было в них увидеть. Руки мелко дрожали. Я слышал тяжелое дыхание Айи. Не надо было глядеть на нее, чтоб ощутить, что и она была в сильном волнении.

«Смотри, – сказала она после молчания, – снова я тебе сделала больно… Но мое положение не лучше твоего».

«Что ты сказала?» – спросил я, прижимая бинокль к глазам, из боязни, что слезы не высохли.

«Я в таком же, как ты, положении, – сказала она низким взволнованным голосом, – но я люблю человека, который лишь оделяет меня дружбой».

От неожиданности бинокль чуть не выпал из моих рук.

«Кто он, этот человек?»

«Ты знаешь, кто он».

Открытие ударило меня, как молния. И в ее свете возникло множество фактов и поступков, которые до сих пор скрывались во мраке глупости и наивности. Я покачал головой, как отряхиваются, пытаясь прийти в себя от внезапности прозрения: как же я раньше этого не заметил.

«И ты давно его любишь?»

«С того дня, как он вошел в класс».

«Он об этом знает?»

«Нет».

«И ты не хочешь ему открыться?»

Она улыбнулась мне, и в этой улыбке была горечь, смешанная с гордостью. Я понял, что она никогда этого не сделает.

«И чего же ты ожидаешь? Надеешься, что он сам это заметит?»

«Ничего я не ожидаю. Даже если заметит, уверена я – ожидать от него нечего».

«Почему?»

«Я не думаю, что в настоящее время сердце его расположено к любви».

«Ты не можешь этого знать», – по-взрослому отрубил я.

За эти несколько минут я, и вправду повзрослел. Я смотрел на нее новым взглядом, освобождающим душу мою от смятения и печали. Меня больше не занимала моя печаль. Моим единственным желанием было помочь ей избавиться от грусти. Более того, по сравнению со страданиями, которые она, судя по ее признанию, испытывала, мои переживания казались мне ребяческими. Снова я запрягся в старую телегу, которую волок все годы своей юности, – телегу беспокойства, более того, страха за благополучие и счастье Айи. Я ощущал, что в тайных изгибах моей души чувство требовательной любви оборачивается чувством тревоги и милосердия, абсолютно свободным от эгоизма. Я постепенно пришел в себя от прежнего напряжения сердца, приведшего к нашему разговору. Рана затянулась тонкой пленкой и боль ослабела. Место ее занял восторг, который возникал в те минуты, когда Айя откровенно поверяла мне свои сердечные тайны.

«Я радуюсь, – сказал я без капли лицемерия, – что сердце твое отдано такому человеку, как он. Он достоин этого. Я боялся, что чувства твои направлены в неверную сторону. У тебя прекрасный вкус, Айя. Клянусь жизнью!»

Она поблагодарила меня взглядом, и на этот раз пришел ее прослезиться.

«Ты настоящий друг», – с трудом выговорила она, – верный и настоящий. А теперь оставим все это. Кажется, настал мой черед взять бинокль».

«Ни к чему это, я могу продолжать наблюдение. Лучше посиди еще в тени. Жара невыносима».

«Мы два глупых и чувствительных существа… Вот, кто мы», – пробормотала она, вытирая слезы.

3

После того, как были собраны все наблюдения, Габриэль пришел к выводу, к которому склонялся раньше. Дом в Верхней Лифте является, по сути, местом, где заседает арабский Совет, руководящий бандами, и находится их штаб. Выяснялось, что сэр Баден Пауль, уважаемый по всей Британской империи, помогал в организации беспорядков не в пользу империи. Прикрываясь именем человека, одетого в отутюженную форму цвета хаки и ничем неприметный галстук скаутов, обитатели Лифты вели подпольную деятельность без всяких помех. Многие из них были пожилыми людьми, обладателями усов и лиц, выражение которых было далеким от юношеской улыбки скаутов движения Баден Пауль во всем мире. Это не мешало им устраивать официальные смотры скаутов, к удовольствию британских чиновников, воспитанных на книгах Киплинга и авантюрах Лоренса Аравийского и жаждущих принести английскую культуру в арабские шатры. В то же время они осуществляли связи с бандами, снабжая их людской силой из Лифты и соседних сел. И Габриэль сообщил нам, что собирается атаковать этот «клуб скаутов» и уничтожить главарей банд, находящихся там.

Наблюдения показывали, что каждую ночь, между восемью и девятью часами в доме собираются группы людей и выходят оттуда спустя некоторое время. Габриэль считал, что это банды, которые получают указания, и затем выходит обстреливать еврейские кварталы. В этот час и надо было их накрыть.