Дело Галины Брежневой

Обострялась и конфронтация с партийной верхушкой. Все более нагло вели себя внедренные в группу кагэбэшники. К примеру, мы в то время приступили к изъятию ценностей Усманходжаева, Сухарев и Васильев настояли на том, чтобы в группу по изъятию вошли следователи КГБ. Все свои усилия они направили не на отыскивание преступных капиталов, а на противодействие этому. В результате у Усманходжаева удалось изъять денег, облигаций, золота, ювелирных изделий всего на сумму около полутора миллионов рублей. Полковник Духанин отказывался выполнять указания руководства группы, представлять нам материалы дела, все вопросы решал только с Крючковым и Васильевым. На уже упоминавшейся февральской встрече у Чебрикова, где присутствовал Лукьянов и все руководители правоохранительных органов, Крючков открыто угрожал разоблачить нашу «антизаконную деятельность». В привлечении к уголовной ответственности Могильниченко и других столичных функционеров нам категорически отказали.

Дело № 18/58115–83 выходило из кабинетов прокуратуры и Старой площади, выплескивалось на улицы. Реакцией общества на порочную правовую политику верхов и продажное правосудие стало выдвижение и избрание нас народными депутатами СССР. Дело шло к развязке.

Планы по дальнейшему расследованию были такие. Укрепив свои позиции на Съезде народных депутатов, мы по его окончании предполагали начать операцию по изъятию многомиллионных богатств покойного Рашидова и привлечь к уголовной ответственности ряд работников ЦК КПСС, доказательств виновности которых в коррупции было предостаточно: Могильниченко, Истомина, Ишкова, Пономарева и других, а также руководителей союзных ведомств, таких, как министр мелиорации и водного хозяйства Васильев, министр легкой промышленности Тарасов. Укрепив таким образом доказательственную базу, мы могли бы вплотную подойти к изъятию капиталов Брежнева. И лишь тогда, то есть не ранее чем через 9–10 месяцев, угроза изобличения действующих кремлевских вождей становилась бы реальной.

Именно этого и опасалась коррумпированная верхушка КПСС. 24 марта 1989 года Политбюро перешло в открытую атаку на следственную группу. А через два месяца с трибуны Съезда народных депутатов СССР Лукьянов произнес знаменательные слова о судьбе уголовного дела № 18/58115–83: «…Это дело должно быть расследовано дотла, до конца, куда бы ни вели его нити. Это — позиция Политбюро, это — позиция Президиума Верховного Совета.» Куда вели эти нити, читателю уже известно: к Лигачеву и Гришину, Романову и Алиеву, Соломенцеву и Капитонову, Могильниченко и Истомину, Тарасову и Васильеву, Теребилову и Рекункову, Сороке и Аболенцеву».

Ретроспекция (Щелоков)

Во время чурбановского процесса над редакциями дамокловым мечом инквизиторских расправ угрюмил насупленный ЦК-запрет на какие-либо публикации по делу, чтобы, не дай бог, журналисты сдуру не открыли глаза зажмуренным, подобно Фемиде, юристам на некоторые пикантные детали и тем самым «не оказали давление на суд». Исключение — лишь для лаконичных сообщений ТАСС, которые аккуратно визировались председательствующим в генеральском мундире и бдительно, полагаю, просматривались на Старой площади.

К началу декабря 1988 года многим журналистам, более-менее внимательно следившим за ходом дела, стало ясно, к чему клонит долгий суд. Воспользовавшись очевидными недостатками в работе чрезмерно торопившихся следователей (а они обязаны были спешить — им кислород могли перекрыть в любой момент, обычная привычка — «ставить на место» разоблачителей коррупции, обошедших, как на травле волков, оградительные красные флажки над культовыми строениями обкомов), по-отечески свирепо разгромить работу Гдляна и Иванова и тем самым блокировать возможный прорыв их следгруппы в Кремль. Заодно — по тем же причинам — пытались замять любые упоминания (и даже поводы для упоминаний) о ниточках вверх. Думаю, что поэтому все щелоковские эпизоды мялись с жокейской торопливостью. В этой ситуации я считал важным напомнить о том, что дело такое все-таки было, и дать им понять, что за ходом расследования следят не только равнодушные и оплаченные пайками мифотворцы, флюгерно ждущие рикошета — от главных редакторов — спущенных «мнений». Впрочем, публикация в «Московской правде» очерка о деле Щелокова «Охота на себя» накануне приговора — лишь предлог. Предлог для воспоминаний не о суде, а о самом министре.