— Я желаю послушать ответы на вопросы, — влез братец-полицейский и улыбнулся мне. — Позже ознакомлюсь с протоколом, как куратор данной ситуации, но сейчас, кратко и без лишних объяснений, хочу услышать описание общей картины происшествия.
Я стрельнула в Эмиля уничтожающим взглядом, но братца сие не проняло. Зато Соломон Янович, кивнул и задал первый вопрос:
— Расскажите, пожалуйста, откуда вы ехали, когда было совершено покушение?
— Мы покинули дом ликана Суховского. Новогодний бал устраивала диаспора оборотней — мне так сказал Валентин Игоревич. От него я узнала, что такое событие происходит каждый год в доме здешнего, официального посланца от министерства культуры Долины оборотней, Суховского.
— Сколько времени было, когда на вас совершили покушение? — задал следующий вопрос инспектор-маг, уже давно зная на него ответ. — Вы запомнили?
— Около двух часов ночи, — мой голос продолжал дрожать, но слёзы уже не лились ручьём.
— Почему вы так чётко об этом помните? — Пупков двигался по списку, и мне оставалось лишь подтверждать собственные слова, произнесённые ранее.
— Валентин Игоревич посмотрел на часы и сказал, что нам пора.
— Как он вам это сказал? — влез в разговор Щука. — На балу? Или позже, когда вы сами засобирались домой?
Вот есть же такие противные маги на свете, а?! Расселся тут с самодовольной улыбкой, руки домиком сложил так, что упирающиеся друг в друга пальцы побелели, а на чело легли безмятежность и покой, будто интересовался подробностями скучной вечеринки.
— Не поняла? — нехотя поинтересовалась я. — Почему вы спрашиваете? И какое имеет отношение к делу в какой момент мы ушли?
Полин Щука нарисовал непонятный знак в воздухе большим пальцем и произнёс:
— Я ваш законный представитель в землях магов. По Кодексу, я имею полное право спрашивать вас о чём угодно, контролировать ваши действия и много что ещё другое. Пока прошу ответить сущую безделицу: так, как он сообщил вам, что в разгар бала вам необходимо уйти? Суховский — гостеприимный хозяин и знающий толк в празднованиях оборотень. Его Виносовы ночи славятся на весь Магогест.
— Хозяин был озабочен чем-то.
— Какие у вас соображения: чем был озабочен Буков? — продолжал допрос Щука.
Я посмотрела на инспектора, затем перевела взгляд на Эмиля, но не нашла поддержки в отношении поведения дикого и невоспитанного кудесника Щуки ни у одного из мужчин.
— Ответь, Виола, — попросил Эмиль.
— Пока мы ехали, — начала я, — мне казалось, что…
Никак не могла подобрать слово, определяющее настроение мага земли. Казалось, он витал в облаках, а затем спускался к самому истоку ада. Его эмоции сменяли друг друга, точно калейдоскоп.
— Ну… — подначивал Щука.
— Мне показалось, что он обмозговывал какую-то личную проблему.
Меня бросило в жар, а щёки загорелись. Я, наконец, проговорилась, и стало ужасно стыдно от этого.
— Видя смену чувств, появлявшихся на лице Валентина я, решила, что он переживал из-за нашей поездки и того, что она выглядела как…
Замялась. Мне тут же стало неуютно в объятьях Тита и тошно от проникновенного взора Эмиля.
— Свидание, — закончил за меня мою же мысль Щука. — Вы подумали, что ваш работодатель переживает из-за близости, которая возникла между вами. Приглашение на бал выглядело свиданием? Так?
— Я… — кулаки сами собой сжались, но договаривать не стала — братья на меня смотрели во все глаза.
— Буков отлучался куда-нибудь во время бала? — спросил инспектор, не отрываясь от записывания строчек в блокнот.
Ну, хоть маг-полицейский не буравит меня взором, как братья — и то хорошо.
— Нет, — устало тряхнула я, головой погружаясь в прошедшие события. — Мы танцевали, пили шампанское, ели фрукты. Само наступление Виносовой полночи встретили в зимнем саду среди кустов роз, под пушистыми кронами деревьев. Звучала прекрасная, плавная музыка и Валентин Игоревич пригласил меня танцевать, прямо в оранжерее. Мы кружились в медленном вальсе, растворяясь в мелодии…
— И тут он вам сказал, что пора уходить? — влез в мои воспоминания Щука, и мне захотелось бросить в него чем-нибудь тяжёлым, например, пустым стаканом. — Сразу? Как вы думаете, сколько по времени вы кружили, как вы выразились, в танце? Ни о чём не разговаривали?
— Я… Не помню, — горько покачала я головой, стараясь выдрать из памяти хоть какой-то отрывок разговора. — Думаю, беседа была незначительной, раз не могу восстановить её.
— Незначительной, — повторил за мной, с огромной долей скепсиса, Щука.
— И что тут такого? — вспыхнула я.
— Пока ничего — одни предположения. Странно, что вы помните о розах, деревьях и мелодии, и совсем не помните беседу. Или не желаете при родственниках передавать влюблённый бред, который вам в ушко во время танца нёс Буков?
— О-о, — выдохнула я. — Вы… У-уху… Вы…
Короче — одни эмоции, не желающие облачаться в слова. Надо кинуть в него стаканом, надо.
— Полегче, — проявился, наконец, Эмиль. — Пол, прошу тебя, не забывайся.