Дело ясное, что дело тёмное

— Вот зараза! — Вивьен громко выругалась. — Не помогло. Я теряю контакт с духами! Девчонка сопротивляется, но её силы скоро иссякнут! Торопись! Я одна её не удержу — призраки её, а не мои!

Голос Вивьен подействовал на меня, точно ушат холодной воды: отрезвил, заставил подчиниться приказу Пола. Я открыла глаза и прошептала — на большее была не способна:

— Правило «В-винт-та». Эктопла… А-а-а-а!

Говорить больно, сил нет, а фраза, которую собиралась сказать ужасно длинная.

— Эктоплазма? Так?

— Д-да… Л-лента блед-дно-алого ц-цвета с горящей к-а-анвой. Пытается обх-хватить меня, замотать собою.

— Понял, — кивнул чародей.

Пол взял меня удобнее, прижал к себе теснее, тем самым поменяв положение моего тела.

— Вивьен, ловушку на три метра вправо!

— Заработало! — послышался ответ почти сразу.

— Что ещё? — шептал мне в губы Пол, но тепло от его дыхания я не чувствовала — сама плавилась. — Говори, Виола. Говори!

Какое: говори! Горло саднило, пекло, точно туда влили расплавленный свинец. К тому же я снова погружалась в пучину страданий — падала в бездну преисподней.

И всё же собралась и прошептала не слушающимися губами:

— Концы её, удерживают призраки… Не дают им сомкнуться…

— Я понял! — голос чародея сопровождал меня в полёте к дну пекла и мучений. Я больше ничего не слышала и не могла контролировать себя. Теперь только огонь, только страдания, только пытка горячкой.

Казалось, что с меня живой сдирали кожу, вместе с мясом. Ломали кости, дробили их на мелкие куски. Не было сил сопротивляться ни мне человеку, ни мне зверю. Жажда была одна: спикировать с высоты дворцовой крыши прямо на землю и покончить с этим миром.

Зачем Полин удерживал меня? Уж лучше бы разрешил этой кровавой гадине разорвать моё тело пополам и выбить дух. Тогда бы не было этого ада, перемалывающего меня, четвертующую, разрывающую надвое.

— Вивьен! Она уходит! — новый крик чародея, заставил меня очнуться. — Нет! Я не дам тебе умереть!

Он говорил что-то ещё, но в горниле, котором сейчас находилась, плавясь, точно руда, эти слова складывались в однотонный звук: «Бу-бу-бу-бу», — и так бесконечно.

Ещё немного и жар начал спадать, а животная ипостась перестала биться — замерла, будто заснула.

Я с трудом разомкнула веки. Холодный ветер благодатью осыпал на моё лицо мелкие снежинки. Чёлка, подброшенная порывом, упала на лоб, прилипла — и это было так по-настоящему, так привычно, что я улыбнулась высушенными губами. Надо мной нависло перекошенное лицо Щуки с поджатыми губами. Я покоилась в кольце его рук, а вьюга продолжала терзать полу пижамы, стараясь запустить свою ледяную руку, как можно глубже — бесстыдница.

— Умница, — произнёс Пол. — Вот так! Сейчас…

Он прошептал заклинание и в воздухе мелкими искристыми огнями повисли красные вспышки рунической вязи. Их почти сразу в разные стороны растащила проказница-метель, и превратила в мелкие хлопья снега — пушистые, мягкие.

Кости перестало ломать и корёжить, а я всё больше ощущала себя собой, только половинчатой какой-то. Будто у меня отрезали разделили надвое и часть выбросили за ненадобностью.

Непогода, бушевавшая совсем недавно, показывающая свой норов, успокаивалась, превращаясь в тихую игрунью-баловницу, лепящую симпатичные несимметричные пушинки, чтобы показать людям сказку.

И вдруг всё закончилось — произошло это так же быстро, как и началось. Боль отступила, но словно парализованная упала на дно души.

— Ну вот! Совсем другое дело!

— Что с моей второй ипостасью, — пролепетала я, начиная дрожать от холода.

— Поговорим в тёплом месте, — беря меня на руки, произнёс маг. — Вивьен, открывай портал в библиотеку.

Даже спустя час около жаркого камина в уютном зале библиотеки, укутанная в три шерстяных пледа, с большой чашкой горячего, куриного бульона в руке, я продолжала постукивать зубами от холода. Ну, никак не могла согреться!

А может всё это происходило из-за сидящего в глубоком кресле Мартина, прибывшего сразу, после звонка Вивьен нам домой, и не сводящего с меня внимательного, категоричного взгляда.

Важный такой! И чего притащился сам? Нет, чтобы Тита прислать или Эмиля.

Судя по настроению старшего брата ругать и зудеть о неверности выбранного мной пути сегодня он не будет — отмолчится. Хуже для меня, если Пол предложит ему остаться, а Мартин примет приглашение.

— Ещё раз, Виола, — расхаживая по библиотеке, заложив руки за спину, произнёс Пол, — прошу, соберитесь.

Мы снова были на «вы» и это после такого надрыва на крыше! Ха! Но, судя по взору Мартина, соответствовало моему положению в обществе и главенству нашей родословной.

Старший брат слишком щепетилен в таких вопросах и готов был всегда, везде и в любых обстоятельствах, пусть даже крайних — в буквальном смысле на краю гибели, — отстаивать наш клан и в частности — род Нагорных. Можно сказать, что это была главенствующая идея существования Мартина, остальное — не в счёт, включая компромиссы. Вернее: уступки могут быть во всём, кроме значимости фамилии Нагорных.

— Я в порядке, — против моей воли голос дрогнул, и фраза вышла очень жалобная.

Откашлялась и снова начала: