На минуту воцарилась мертвая тишина, которую прервал резкий голос Гамильтона Бергера:
— Вношу протест, Высокий Суд. Вношу протест против способа, которым был задан вопрос. Протестую также против самого вопроса. Он не относится к делу и не имеет для дела никакого значения.
Судья Хартли задумчиво погладил подбородок.
— Что ж, в этом случае я признаю протест. Хотя в свете ответов, данных свидетелем… хм. Несмотря на все, протест признается.
— Вы вышли замуж за Манро Бакстера? — продолжал Мейсон.
— Да.
— На судне?
— Да.
— А не перед путешествием?
— Нет.
— И наверняка не было никакой свадебной церемонии перед этим рейсом?
— Нет.
— Вам известен юридический термин «фактическое супружество»?
— Да.
— Вы пользовались когда-нибудь фамилией Бакстер?
— Да.
— Перед поездкой на корабле?
— Да.
— Это правда, что частью плана, составленного вами и Манро Бакстером было симулирование самоубийства и инсценирование его смерти?
— Да.
— Кому пришла эта идея? Вам или Бакстеру?
— Ему!
— Следовательно, с целью контрабанды большого количества бриллиантов, Бакстер планировал прыжок за борт и инсценировку собственной смерти, так?
— Да. Я уже говорила об этом.
— Другими словами, — спокойно продолжал Мейсон, — он намеревался считаться покойником, если в этот период для него это было выгодно?
— Вношу протест из-за того, что вопрос уже был задан ранее и свидетель ответил на него, — гневно возразил Гамильтон Бергер.
— Протест принят, — заявил судья Хартли.
Мейсон усмехнулся присяжным, довольный тем, что обратил их внимание на деталь, по его мнению, особо важную в деле.
— Вы знали о том, что принимаете участие в афере с контрабандой? — снова обратился он к свидетелю.
— Ну конечно. Я ведь не такая глупая.
— Вот именно, — поддакнул Мейсон. — После начала следствия вы встретились с окружным прокурором, так?
— Естественно.
— А не было ли договоренности с окружным прокурором о том, что если вы дадите показания по рассматриваемому сейчас делу, то вы не будете привлечены к ответственности за контрабанду?
— Ну что же, конечно…
— Минуточку, минуточку, — перебил Гамильтон Бергер, вскакивая на ноги. — Высокий Суд, вношу протест в связи с последним вопросом.
— Прошу назвать причину, — распорядился судья Хартли.
— Вопрос не относится к делу и не имеет для него никакого значения.
— Отвожу протест, — решил судья Хартли. — Пусть свидетель ответит на вопрос защитника.
— Что же, мы конечно не делали формального договора. Это было бы неразумно.
— Кто сказал свидетелю, что это было бы неразумно?
— Все так считали.
— Кто эти «все»? Кого охватывает это определение?
— Ну-у… таможенников, окружного прокурора, детективов, полицию и моего собственного адвоката.
— Понимаю, — Мейсон быстро посмотрел на свидетеля. — Вам сказали, что было бы неразумно составление такого конкретного договора, но одновременно вас заверили, что если вы будете давать показания, как они этого желают, то вы не будете обвинены в афере с контрабандой? Верно?
— Высокий Суд, я протестую против слов «так, как они этого желают»! — взорвался негодованием Гамильтон Бергер. — Такой способ допроса навязывает свидетелю ответ.
Судья Хартли посмотрел на свидетеля.
— Я поставлю вопрос в иной форме, — предупредил чье-либо вмешательство Перри Мейсон. — Проводили ли с вами разговоры на тему того, что вы должны теперь говорить?
— Я должна была говорить правду.
— Кто вам это сказал?
— Окружной прокурор Бергер.
— И вас заверили в том, что вы будете освобождены от уголовной ответственности за контрабанду, если вы будете именно так давать показания?
— Если буду говорить правду? Да.
— До того, как вы получили заверения об освобождении от ответственности, вы сказали какая это правда лицам, с которыми оговаривали все дело?
— Да.
— Предыдущая версия сходится с показаниями, которые вы давали сейчас, как свидетель?
— Конечно.
— Следовательно, когда окружной прокурор посоветовал вам говорить правду, вы поняли, что ему нужна та самая версия, которую вы рассказали нам здесь?
— Да.
— Таким образом, вы получили заверения, что за сообщение той версии, которую мы только что услышали от вас, вас не обвинят как участницу в деле о контрабанде?
— Да, я так это поняла.
— То есть попросту, за рассказ этой конкретно истории, вы получили заверения в ненаказуемости по делу о контрабанде?
— Ну… может быть, немного не так… не в таких грубых словах, — ответила слегка смущенная Ивонна Манко.
Публика, собравшаяся в зале суда, громко расхохоталась. Когда свидетель возвращался на свое место, Гамильтон Бергер едва владел собой.
— Мой следующий свидетель, Джек Джилли, — заявил он жестким голосом.
Джек Джилли был щуплым мужчиной с бегающим взглядом, с длинным острым носом, выступающими скулами, высоким лбом и выдвинутым подбородком. Он двигался так бесшумно, что почти незаметно проскользнул на возвышение для свидетелей. После принятия присяги он назвал свое имя и адрес секретарю суда и выжидающе посмотрел на окружного прокурора.
— Чем вы занимаетесь? — спросил Гамильтон Бергер.
— В настоящее время?
— Ну, вы наверное занимаетесь сейчас тем же самым, чем занимались и шесть месяцев назад?
— Да.