Дело коптящей лампы

— Да прямо перед входной дверью. И выглядела она так, как если бы она выпала откуда-то: пудра вывалилась кусками, стекло разбилось… Как она пахла, эта пудра!

Шериф положил пудру в карман:

— В ближайшие семь лет у той девицы, которая потеряла пудру, будет довольно много проблем. — И мрачно пошутил: — Не будь я шериф.

Дюриэа повернулся к Тру.

— А что вы с Сондерсом делали после того, как никто не открыл на ваш стук? Вы уехали или попытались все-таки как-то разузнать, кто там в домике находился?

— Да нет, не то чтобы мы слонялись вокруг… Ну конечно, шериф, этот человек мог вполне и сам застрелиться. На это многое указывает.

Пит Лассен бросил искоса взгляд на Дюриэа:

— Ну, что скажете, Френк? По-моему, нам пора посмотреть, что там внутри.

Дюриэа кивнул. Тру задержал их:

— Мы с Сондерсом сразу же, как уехали отсюда, направились в Лос-Анджелес. Там нам удалось выяснить, что Прессмана не было в конторе весь день.

— И когда вы вернулись?

— Ну-у, по-моему, было около полуночи, когда мы подъехали к дому, а ты как считаешь, Хью?

— Да, по-моему, так.

— Решили сочинить новую статью?

— Да, мне удалось расспросить кое-кого в Лос-Анджелесе, и я был совершенно уверен, что на основе таких фактов статья у меня получится будь здоров… Конечно, я собирался написать ее в виде интервью с Хью, дать ему возможность высказать все свои претензии и обвинения. Я собирался написать статью так, как если бы газета занимала нейтральную позицию, отдавая должное каждой из сторон. Но я планировал дать ей такие заголовки, которые сразу бы привлекли внимание читателей. И все это прямо на первой полосе… Да, это самый большой шанс, который у меня был в жизни.

— А вы действительно взяли у Сондерса интервью или просто все это написали от себя?

— Нет, он брал у меня интервью, — вмешался Сондерс. — И поверьте мне, это было самое настоящее интервью: он задавал мне разные вопросы, печатал мои ответы на машинке, потом мы читали их вместе, а затем, наконец, я все это подписывал.

— Я был уверен, что эта статья вызовет настоящий скандал, и предпринял кое-что, чтобы обезопасить себя, — объяснил Тру. — Естественно, я не собирался втягивать газету в какие-то неприятности, если этого можно было избежать. А уж если бы так произошло и он подал на меня в суд, то я постарался бы доказать, что действовал из самых лучших побуждений.

— В какое время вы ушли из редакции? — спросил Дюриэа Сондерса.

— Я дождался, пока все не закончилось, потом мы вышли оттуда вместе с Тру и пошли выпить по стаканчику на сон грядущий. А уж после этого я отправился спать.

— В какое время это было?

— Когда ты закончил готовить газету, Тру? — спросил его Сондерс.

— Было примерно три часа ночи.

— А вы, — Дюриэа повернулся к Джентри, — что вы можете сказать?

— Да я уже все сказал. Я приехал сюда рано утром, постучал в дверь, не получил ответа и решил заглянуть в окно — надеюсь, вы не найдете в этом ничего подозрительного, — и увидел на полу лежавшее тело, лампа горела по-прежнему, несмотря на то что рассвело час или два назад.

— Ну, — сказал шериф, — по-моему, нам пора войти в дом. А ты как думаешь, Френк?

Я все там вам покажу, — важно заявил Джентри.

— О’кей, и прошу вас, ребята, чтобы больше сюда никто не входил, — предупредил всех шериф. — Нам там нужно все осмотреть.

Они поднялись на крыльцо. Остальная группа гуськом потянулась за ними, а затем принялась заглядывать в окно, с интересом наблюдая за ходом официального расследования.

Дюриэа так никогда и не смог приучить себя смотреть на тело человека, погибшего насильственной смертью, с тем профессиональным, отстраненным равнодушием, которое, как обычно считают, является характерной особенностью официального представителя судебных органов.

Тело убитого мужчины распростерлось на полу, правая рука была откинута, ладонь сжата в кулак. Другая рука была неестественно вывернута, в ней еще был крепко зажат тяжелый длинноствольный револьвер. На столике рядом с трупом продолжала тускло гореть старая керосиновая лампа. Одна ее сторона вместе с колбой была сильно закопчена.

Внутреннее убранство домика представляло сильный контраст с его внешним видом. Обставленный простой, но добротной мебелью, он тем не менее выглядел чистым и даже элегантным. На убитом были очень старый и грязный комбинезон, вылинявшая голубая рубашка, разбитые башмаки и старое пальто, которое давным-давно пора было выкинуть. Голова была повязана какой-то тряпкой в белую и красную клетку, которая, по всей видимости, обычно служила кухонным полотенцем. Джентри аккуратно снял ее.

Дюриэа бросил быстрый взгляд на тело и, внутренне содрогнувшись, отвернулся.

Шериф присел на корточки, чтобы осмотреть мертвеца.

— Довольно трудно будет установить его личность, — заявил он. — Верхняя часть головы практически снесена выстрелом. Что это за револьвер, Джентри?

— Кольт. Так называемого нового образца — 44—40. У него калибр 7,5, стреляет стальными пулями с мягкой головкой, практически бездымными. При попадании в тело они вызывают серьезные разрушения.