Дело, которое нужно закончить

Он глянул в окно и удивился непроглядной тьме, запечатавшей окна. Вышел на балкон, который ему так понравился в первый визит, закурил. Тут тьма не была такой плотной, но деревья, лес можно было скорее ощутить, чем разглядеть. Рябов посмотрел на часы. Суббота. 01:43. Выходит, не позднее, чем завтра, в воскресенье, надо лететь в столицу, к своему рабочему месту, а это значит, что надо выбрать один путь из двух: отдать все это кому-то. А кому? Зенченко? Свешникову? Ни тому, ни другому доверять на все сто Рябов не мог. Или промолчать об открытии и о находках и приезжать сюда систематически? Насчет Свешникова Рябов не был уверен, а вот Зенченко о его визитах узнает сразу, и отношения между ними это не улучшит, и последствия могут быть сложными. А если все отдать Зенченко, то вполне возможно, что все исчезнет за плотной завесой порядков, царящих в той самой «организации», о которой говорил Зенченко, а это будет означать, что имя профессора Доброхотова останется никому не известным. Да и черт бы с ней, с известностью, подумал Рябов, важно, что результаты его исследования будут принадлежать кому-то другому! Ладно, оборвал свои рассуждения Рябов, есть время на то, чтобы все обдумать и принять правильное решение. Он еще раз вгляделся во тьму, но решил, что все равно надо возвращаться, потому что время не ждет. Немного постоял над бумагами, решая, взять ли с собой хоть несколько тетрадей, потом решил, что все равно надо будет как-то решать вопросы в Москве и хотя бы на выходные прилетать сюда, и все извлеченное из тайников вернул на места.

Выйдя из дома, он проверил, хорошо ли закрыта дверь, еще раз обошел здание вокруг, любуясь им, потом сам себе доказал, что глаза привыкли к темноте и на обратной дороге он не потеряется. Закрыв калитку, он сделал несколько шагов, и ему показалось, что сзади слышатся какие-то шорохи. Рябов начал размышлять, кто бы это мог быть, и хотел повернуться, чтобы посмотреть, но удар по затылку остановил этот процесс…

19

Суббота (на границе ночи и утра)

…Солнечный свет разливался по лицу мягко и нежно, но все равно слепил, и Рябову казалось, что это он просыпается, а все, что было, — включая Бутылёво, кейс, бумаги Доброхотова и удар по затылку, — ему просто приснилось. Но боль в затылке, невозможность пошевелить руками и вообще двигаться заставили усомниться в этих романтичных предположениях. Он щурился и пытался вертеть головой, стараясь хоть как-то отгородиться от солнечных лучей и разглядеть место, где находится, но смог только краешком глаза увидеть угол, образуемый стеной в ободранных старых обоях и потолком.

Откуда-то сзади донесся незнакомый хрипловатый голос:

— Ну что, мил человек, головушка-то болит?

Рябов попытался повернуться, но оказалось, что это невозможно.

— Ты лежи, лежи, не дергайси, мил человек, — снова послышалось из-за спины. — Придет время — повернем тебя куда надо, а пока не суетись.

— Ты кто такой? — поинтересовался Рябов.

— Сказано же тебе — лежи и не рыпайся. — Голос был все такой же ленивый, спокойный, голос человека, управляющего ситуацией.

Скрипнула, видимо, дверь, и кто-то произнес:

— Ну что, не все коту масленица?

Голос казался знакомым, но распознать его мешал сарказм, изливавшийся лавиной, и только следующая фраза помогла это сделать. Услышав: «Я ведь тебя предупреждал», Рябов узнал Стаса. А тот совершенно ленивым тоном приказал:

— Разверните…

Рябова развернули.

Теперь солнце не слепило, и он огляделся. Видимо, они все находились в каком-то домишке, похоже, на окраине, а то и вовсе на даче: очень уж старое и неухоженное было все, что он видел. Нет, возразил себе Рябов, на дачу не повезли бы. Лето ведь, все при делах, на дачах народу полно, там не затаишься всерьез-то. Значит, окраинка какая-то безлюдная. Да тебе-то какое дело, спросил он сам себя, твое дело лежать и ждать вопросы. Будто услышав его, Стас обратился к одному из трех незнакомых парней:

— Ну ладно, Лиман, пора его в курс вводить.

И снова раздался тот же ленивый и спокойный незнакомый голос:

— А давай.

Мужик блатного вида поднялся и подошел к Рябову:

— Дело к тебе есть, парнишка…

И ударил, совершенно неожиданно.

И сразу же сзади ударил Стас!

Ударил по затылку, и чувствовалось, что ударил впопыхах, будто вдохновленный ударом своего приятеля. И сразу же сделал шаг вперед так, чтобы встать перед Рябовым. Лицо его было перекошено, а голос он старался сделать металлическим, но безуспешно:

— Тебе, скотина, кто давал право распоряжаться тем, что тебе не принадлежит?

Рябов хотел что-то сказать, но Стас снова заорал:

— Не смей меня перебивать!

Он хотел еще что-то сказать, но Рябов плюнул ему под ноги:

— Вот вся твоя цена, придурок…

Стас замер, а потом уже готов был наброситься на него, но тот, кого Стас называл Лиманом, видимо, старший из блатных, остановил его:

— Много на себя не бери, погоди, а то он и слова сказать не сможет.

Стас кивнул и сразу же резко наклонился к Рябову, выпалив:

— Ты, сволочь, на кой черт коды поменял, а?