— А откуда ты, Катерина, крестьянская жена, знаешь, что от села твоего до Выборга четыре дня пешком? Нет-нет, не запирайся. Ведь не сказала ты, будто демон тот летал или на кобыле верхом ездил, ведь именно пешком ходил. Разве не мог сверхсильный этот бес измыслить каковое средство к своему передвижению? Отчего же пешком? Как простой человек ноги себе мозолил? Молчишь? А вот я тебе еще кое-что прочту!
Александр Николаевич снял парик и снова уселся за стол и продолжил чтение вслух:
«Так-так-так, где же это, «по просшествии тех десяти недель» так-так-так вот еще одна просьба еще одна крестьянка просила, чтоб «она, Катерина, из имеющихся у нее в услужении диаволов одного послала в Санкт-Петербург, а осведомится, что оной крестьянки муж Иван, которой находился тогда в Санкт-Петербурге, жив ли…» «А при том та крестьянка просила ее неотступно и кланялась, чтоб она непременно для осведомления о муже ее в Санкт-Петербург послала По которой прозбе она, Катерина, того ж вечеру из окошка кликнула к себе диавола, называемого Андреем, такими словами: «Андрей! Поди сюда!» По коим словам тот диавол под окошко к ней в человеческом же образе… ну, ут мы уже это читали, это то же самое… а вот А после того, пришед к ней на четверы сутки ввечеру, оной диавол кликнул ее именем…» В общем, тут история повторяется. И повторяется она же в третий раз… вот… «сноха ее, Катерины, родная, вдова Акилина, жительствующая в одной с нею, Катериною, деревне, разговорясь с нею, Катериною, наодине уже по смерти оного мужа ее, что сын снохи по смерти отца своего пошел в Москву, где жительство имеет, а жив ли и в здоровье ль находится она, Акилина, никакова известия не имеет, что услышав, она, Катерина сказала ей, что у нее есть для услуг два диавола, и она одного из них пошлет осведомиться о сыне ее, о чем ее Акилина просила, с чем они и розстались. А того ж дня ввечеру, призвав она, Катерина, в окошко из оных диаволов одного, а коего не упомнит, послала в Москву осведомиться о помянутом сыне, что он жив ли, а потом спустя сутки с двои, пришел к ней тот диаввол под окошко и, кликнув ее ввечеру человеческим голосом, как она выглянула, объявил, что оной сын жив, с чем и пошел. А она, Катерина, того ж вечера объявленной снозе своей, которая живет, хотя и в особой избе, толко на одном дворе, сказала, что сын ее жив, а что дьявола посылала, того не сказывала.»
Александр Николаевич встал и, торжественно глядя в пустоту, объявил:
— Можно ли предположить, что донесение о четырех днях пешего пути от села означенной Катерины до Выборга, могло быть пустяком, простой догадкою? Можно, отчего же нельзя? Можно ли допустить, что и дорога до Санкт-Петербурга и время на нее тоже было угадано чародейкой? Можно и так. Тем более, что и в первом рассказе четыре дня, и во втором они же. А можно ли допустить, что и в третьем рассказе — о посылании диаволов в Москву, неграмотная крестьянская жена Катерина Иванова, тоже скажет о четырех днях? Более того, чем что другое, возможно! Примерно, как в сказке, трижды по четыре дня. Закономерно. Отчего же, если оная Катерина, не общалась с бесами, называет правильное время для следования из села ее в Москву, а именно: не четыре, как если бы безмысленно отвечала, а два дня? Откуда бы женке знать, вряд ли бы она сама ходила? Сие нельзя ни с чем иным спутать, ни с угадыванием, ни с везением чрезвычайным в словах. Только со знанием. Откуда такое знание у крестьянки?
Александр Николаевич снял парик и записал прочее:
«С. 4 по пятую — обширные географические познания Катерины Ивановой?»
Тут он почувствовал, что слишком на сегодня устал от дел, хотя случай показался ему чрезвычайно интересным.
Однако, сделав над собой усилие, дописал в листке своем: «Два дела с оговором, не может ли быть это третьим? Взять показания духовного лица: причащалась ли Катерина Иванова? как давно? как в деле Якова Ярова? кликуш отправить к девичьей обители для освидетельствования, как в деле Ирины Ивановой».
И еще одну записку сочинил он с указаниями к делу для Ярославской канцелярии, где выразил недоумение нерачительностью и нерасторопностью служащих, а тако же и несоблюдением порядка исследований и обозначил необходимость предпринять меры по дополнительному розыску с деланием вопросов духовнику Катерины и рассмотрения возможности отправки кликающих баб к монастырю». Тут Александр Николаевич задумался, сомневаясь о том, что именно, какую ересь принесут из монастырских донесений. Памятуя о враках игуменьи из дела Ирины Ивановой, памятуя о том, как лихо умеют сочинять духовные лица женскаго полу, подверженные заразе суеверных измышлений, он взял на себя смелость дать рекомендацию прибегнуть к помощи наук, каковое было дерзким нарушением, но при удачном исходе, сулило милости императорского двора, приверженного просвещению и желающего в глазах европы являться страною ученою, нежели дремучей, дописал следующее: «а наипаче, чем к монастырю, кликуш отдать на освидетельствование к лекарю». С тем и заснул. Не раздеваясь. Как был. Без снов и без сил.