Дело крестьянской жены Катерины Ивановой (История о том, как одна баба дело государево решила)

До этих пор ничего, кроме дыбы не пользовала канцелярия. Однако, и Александр Николаевич, уловил это — нынче требовалось что-то новое, что-то по науке, просвещенное.

С тем и назначил он освидетельствования кликуш чрез медицину, а темпаче просил лекаря ростовского принять обязательное участие. Указ о притворных кликушах давал к тому немало причин. Великая Императрица, по всему, следовать хотела деду своему Петру I, а он, как известно, кликушество иначе как притворным не принимал. Это развязывало руки, это давало место сомнениям.

В мыслях и даже в некоторых мечтаниях провел эти несколько дней, ожидаючи ответов из Ярославской губернии, Александр Николаевич. Мыслилось ему продвижение по службе и невероятный почет. Не было в Петербурге в 1765 году ни одной гостиной, в которой бы не обсуждался один единственный, самонаиважнейший вопрос: как то поступит Императрица с братом своего любовника, волшебником-камергером Петром Васильевичем Салтыковым. На этом вопросе бились об заклад, от него строили отношение своё к Ея Величеству. Произвола допустить было нельзя, одной воли Фелицы было недостаточно. Здесь должно было быть настоящее представление, кое бы показало и дело науки, и просвещенность Екатерины, и послужило бы делом переворота в умах придворных на славу Императрицы.

К тому моменту, как вернулись еще две записки из Ярославской губернии, у Александра Николаевича уже было всё готово к докладу. Ответы ростовского лекаря и игуменьи только подтвердили правоту рассуждений. Но обо всём по порядку.

Ответ лекаря об освидетельствовании кликуш Анны и Прасковьи гласил: «у тех женок временно бывает тоска, которая к ним приходит от давняго повреждения в кровях и во внутренних повреждениях, и так от времяни до времяни оная усилилась, и в матке с своего места движение зделает, и от нестерпеливости и слабости женской тоска умножилась, от чего члены могут ослабнуть, в беспамятстве и вне ума кричать, чтоб-де ей тогда на ум не взошло, а оную болезно выползовать можно б было тогда скорее, когда в первой раз слабость и тоска примечены, чрез искусство лекарское, но как те женки сурового воспитания и к лекарствам непривычны, то и выползовать их вскоре надежды мало осталось».

Игуменья же донесла, что означенная крестьянская женка Катерина Иванова ведет себя благонравно, отойдя и доверившись признала, что оговорила себя под плетьми.

Просительница к нему, барыня Ярославской губернии, хозяйка Катерины Ивановой, в свою очередь, отвечала на письмо Александра Николаевича, подтверждая о том, что Катерина Иванова не раз просила ее заступиться, чтоб не отбирали б у нее надел земли, который был у нее в тягле на мужа, и что в том заступничестве не было ей отказу, так как Катерина Иванова хорошо сказывала, от чего и детям, и самой хозяйке часто бывало в бессонные ночи облегчения. Nская доложила также, что муж Катерины Ивановой был каменщик и часто бывал с этим умением своим в отлучке по разным городам: и в Москве, и в Санкт-Петербурге, и по другим тоже.

Александр Николаевич торжествовал. Дело было разрешено именно так, как того и требовала ситуация: с наукой, хитростью и человеческой мыслью, победившей темноту спящего разума!

Таковое дело было разрешено, однако Катерину Иванову велено было от Александра Николаевича в местную ярославскую канцелярию, держать в монастыре до особого его указания. Негоже было дело крестьянки пускать вперед дворянского, нельзя теми же методами розыск чинить в деле благородном, что и в низших чинах. А вот, наоборот, пожалуй, что и можно. Катерина пока подождет в монастыре. До тех пор, пока с Петром Васильевичем не сладят. А там объявят, что по манеру его и ее дело решилось, в подтверждение того, что дело высокородного не фалшиво, но истинно розыск учинялся.

С этим делом, однако, предстояло доложиться начальству с тем, чтобы стало оно известно Императрице.

Александр Николаевич любовно собрал листы, писанные его рукой и перечитал:

«Дело крестьянской жены Катерины Ивановой.

Тому несколько лет назад была означенная женка уличена в колдовстве против родственников своих, кои показали, что оная волшебница испортила двух баб в той же деревне, якобы разозлившись о том, что хотят они ее надел земли при каждогодном переделе, в свое самоличное пользование отобрать.

Ползуясь услугами диавольскими, оная Катерина Ивановна якобы с водой подкинула бесов сродницам своим в отместку за такие их дела.

Под плетьми Катерина Иванова показала на себя, что-де действительно волховала.

Всё сие записано было со слов разных людей.

Однако в Просвещенный наш Век осмелились мы, недостойные, о чем просим Высочайшего Прощения, применить новые методы, сообразно с науками для установления истинных причин происшествия.