Дело маленьких дьяволов

Бледный Кроет нервно облизнул губы и обвёл взглядом свою изрядно поредевшую свиту. В комнате остро воняло пороховым дымом; сизые клубы лениво гуляли в воздухе. Вода в люке, через который полагалось проходить посетителям, была тёмно-красной от крови; чьё-то тело плавало там, лицом вниз – и это был не единственный труп. Другой, с пробитой грудью, лежал на полу, слабо содрогаясь в последних спазмах агонии. Преданный парень, не повезло – стоял ближе всех к водяному притвору… А ведь он, Бледный, так гордился этой задумкой! В шлюзе особо не развернёшься, движения замедлены, а главное – туда бессмысленно лезть с пистолетом, порох тут же намокнет… Кто же знал, что какому-то типу взбредёт на ум спрятать оружие в большущий рыбий пузырь – и выпалить прямо из-под воды… Конечно, ему даже не дали вылезти, изрешетили, словно мишень в тире – но изобретательность мерзавца стоила жизни одному из его мальчиков… Вот бедняга.

С того самого момента, как Маринад покинул своего босса, дела стремительно покатились под откос. Персоны стали наглеть, и чем дальше – тем больше. Вновь заводят речь о делёжке территорий; а доходы катастрофически падают, доверенные фроги исчезают незнамо куда – только за последние десять дней он лишился троих. Вот уже и до покушения дело дошло; и это на него-то, на самого Бледного Кроста! Если уж начал терять уважение – конец печален. Весёлые Топи всё помнят и ничего не прощают – особенно такому, как он! Это была катастрофа. Маленькая империя, над созданием которой он столь усердно трудился, уже не трещала по швам; она распадалась на части – стремительно, неудержимо…

– Гвоздь, Забава, Ушлый! Узнайте, на кого мерзавец работал – и позаботьтесь о нём. Обставьте дело так, чтобы все узнали: кто и за что. Можете не церемониться: случится замочить какого-нибудь левого фрога – не беда. Тут лучше перестараться.

Трое громил шагнули в кровавую воду. Бледный проводил их долгим взглядом. Гвоздь и Ушлый туповаты, а вот Забава умен, и даже слишком – как говорится, себе на уме… Справятся, нет? А впрочем, какая разница; уж кого-нибудь эти трое обязательно замочат ещё до вечера – всё лучше, чем ничего… Немного отсрочат неизбежное.

Зазвонил телефон – долгой, переливчатой трелью междугороднего звонка. Кроет хищной рыбой рванулся к трубке.

– Алло! Алло! Маринад, мальчик мой, ну что же так долго! Вы взяли их?

По мере того, как Бледный слушал, выражение его лица менялось. Громилы с интересом поглядывали на босса: неужто грозный телохранитель вышел из фавора? Если так – кое у кого появлялся шанс… Надо лишь проявить себя, а там… Кто знает; на свете нет ничего вечного! Вот только – был бы это кто-нибудь другой…

– Маринад, Маринад! Такая жалость, бедные мои мальчики, бедные… – Кроет покачал головой. – И ведь всё зря, столько сил и времени – зря… Что? А, ну это другое дело, совсем другое… Как там его зовут – Хойзе? Ты справишься один? Что-о?! Сколько ещё? Ну нет, это ни в какие ворота! Хотя… – тут взгляд Бледного уперся в пространство и остекленел. – Ладно, будет тебе подмога! Так где, говоришь, ты остановился?

Кроет очень аккуратно повесил трубку на рычажки и обвел взглядом свою команду. Громилы невольно подобрались; но приказ, которого все без исключения побаивались, не прозвучал. Вместо этого Бледный отдал совсем другие распоряжения.

* * *

Роффл готов был лопнуть от злости. Отыскать пройдоху, который обещал ему встречу с Хойзе; выбить из него всё дерьмо, вытрясти всё, что тот знал, вернуться – и лишь затем, чтобы застать их жилище пустым, словно древняя раковина улитки! А теперь ещё и это – двое мелких ублюдков, которые по недоразумению считаются его назваными братьями, оказывается, водят делишки с бледнокожим! И, похоже, сговорились они давно, наверное, ещё на пиассе – иначе как этот скользкий тип нашел бы их? Надо, надо было пристрелить гада, пока тот спал! Может, тогда «братцы» бы сообразили, что таких шуток шутить не стоит – особенно с ним, с Роффлом… Ублюдки.

Роффл пососал разбитые костяшки пальцев. На этот раз он всё сделал в одиночку, и сделал по-своему. Подкараулил болтливого собутыльника возле того самого бара, терпеливо дождался, пока тот наберётся – и как следует отоварил по башке. В висок кулаком – так докерские однажды вырубили его самого, давно, ещё в Амфитрите. Потом пришлось немного потрудиться, затаскивая тяжеленную тушу в глухой переулок – зато какие глаза были у засранца, когда он пришел в себя! Роффлу понравилось это выражение – мольба и безграничный ужас. И уж он не разочаровал приятеля, выдал ему по полной. Бил и спрашивал, бил и спрашивал – а потом, когда у того закончились слова, просто бил, до брызг, до хруста… А потом… – Роффл невольно поёжился от воспоминания. Парень вдруг весь обмяк, сделался будто мешок с тухлой рыбой и перестал закрываться. А он уже не мог остановиться, обрушивая на жертву удар за ударом, пока не кончились силы.