Я испытываю мгновенную признательность к новому дизайнеру, который чётко осознает этот факт, коль уж тёплые белые цвета, заменяющие старые стены в стиле страны Оз, являются каким-либо признаком. Это ощущение только усиливается, когда я легко переступаю через обрывки разорванного зелёного ковра, разбросанного по коридору, и мельком вижу красивый, хотя и незаконченный, деревянный пол, который обнаружили реставраторы.
Даже так уже стало гораздо лучше.
Анита ведёт меня в конец коридора и останавливается перед огромными дверьми во французском стиле, выполненными из красивого непрозрачного стекла. Я выжидающе смотрю на неё, но она ничего не говорит.
— Дизайнер там? — наконец спрашиваю я, крепче прижимая портфолио к груди.
Не говоря ни слова, Анита кивает, разворачивается на каблуках и исчезает в коридоре, выражение отчужденного отвращения на её лице не меняется.
— Спасибо! — кричу я ей вслед, закатывая глаза.
Я делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться, не понимая, почему я вдруг так нервничаю. Я вполне способна поговорить об искусстве с незнакомцем в течение нескольких минут. Чёрт, я делаю это каждый день. И, учитывая количество картин, которые я продала за последние два года, я вообще-то чертовски хороша в этом.
Разглаживая руками облегающую чёрную юбку и блейзер в тон, который Эстель заставляет носить всех своих брокеров-женщин, я расправляю плечи, сжимаю правую руку в кулак и трижды стучу в дверь.
Я не паникую, когда глубокий мужской голос зовёт:
— Войдите.
Я не паникую, рукой сжимая ручку.
Я даже не паникую, когда дверь распахивается, и я делаю два шаркающих шага в офис, позволяя своим глазам осмотреть великолепное пространство в испытующем, оценивающем взгляде.
Но затем мой взгляд падает на сверкающий стол из стекла и хрома, как и на сидящего за ним мужчину, чей зеленоглазый взгляд оценивает меня тем же критическим взглядом, которым я оценивала его кабинет и всё это самообладание вылетает прямо из окна, падает с 29-го этажа и приземляется на тротуар с тошнотворным шлепком.
И я
Потому что Чейз Крофт сидит за этим столом и смотрит на меня, как чёртов кот, готовый проглотить беспомощную канарейку.
На случай, если это было слишком метафорично для вас…
Ага. Я и есть та чёртова канарейка.
ГЛАВА 10
— Привет, — выпаливаю я, что стало моей непривлекательной, но непроизвольной реакцией всякий раз, когда я вижу этого мужчину.
Я слышу отдаленный щелчок закрывающейся двери за моей спиной, но, застыв на пороге, вся моя концентрация сосредоточена на мужчине, смотрящем на меня с другого конца кабинета.
Он улыбается, ленивой, уверенной улыбкой, и его голос мягок, подобен словесной ласке, когда он говорит. Его взгляд, однако, насторожен, как всегда, напряжённый, непоколебимый, активный, он наблюдает, как я вхожу.
— Привет.
Его голос грохочет через открытое пространство, глубокий и магнетизирующий, и внезапно я борюсь с желанием съёжиться, стоя там, сжимая папку так сильно, что костяшки пальцев белеют. На мгновение воцаряется тишина, мы смотрим друг на друга, воздух наполнен невысказанными вопросами, самый громкий из них:
Наконец, я понимаю, что он не собирается нарушать тишину, что немного бесит, учитывая, что он явно организовал всю эту встречу.
— Ты выяснил, где я работаю, — с трудом выговариваю я.
Его глаза всё ещё серьёзны, наполнены мыслями, но его губы растягиваются в
Это заставляет меня чувствовать себя уязвимой, манипулируемой, запуганной, даже злой. А я, как правило, не злой человек.
Я выставляю бедро с тем небольшим нахальством, которое могу собрать.
— Ты вызвал меня сюда, — говорю я голосом, который стремится к язвительности, но жалко обрывается.
Он кивает.
— Зачем? — спрашиваю я, практически пища.
Боже, я говорю так, словно проглотила воздушный шар, полный гелия.